Эрик взглянул на рисунок. Удивился и, взяв его руками в перчатках, поднес к глазам поближе. Тщательно рассмотрел. Перевернул лист чистой стороной и на всякий случай внимательно изучил и ее.

— Неплохо. А где это ты?

Он предпочел увильнуть от ответа.

— И больше тебе нечего сказать?

— Тебе про что сказать: про бумагу или мелки… как там ее, пастель? Хочешь знать, где они сделаны и где куплены?

Он протянул руку и постучал пальцем по правому нижнему углу листа.

— Подпись, Эрик, подпись под названием!

— Ну художники, которые заканчивают всякие Школы и Академии, всегда подписывают свои рисунки… — Голос Эрика стихал, пока полицейский изучал подпись.

Он откинулся на спинку кресла, наблюдая за другом. Сказал ровно:

— Это не Торенц. Это не Агнази. Там нет ничего даже похожего.

Полицейский положил рисунок на стол, аккуратно расправляя загибающиеся концы.

— То есть…

— То есть ты продолжишь свое расследование — но уже в Северном княжестве. Отыщешь волчью семейку нашей художницы и назовешь мне ее фамилию. — Он растянул губы в улыбке. — Жаль, телеграфом тебе воспользоваться не удастся. В Вольфсбург его еще не протянули.

Портрет был закончен.

Я сидела, сложив на коленях руки, и смотрела на портрет. Портрет смотрел на меня. Я знала, что, в какую бы я сторону ни шагнула, он так и будет следить за мной внимательными глазами — в зависимости от освещения то прозрачно-серыми, то глубоко-синими, как вода в обожаемой Каролем бухте. Можно было продолжать работать еще и дальше, улучшая и добиваясь окончательного совершенства. Можно было придать более глубокую перспективу фону за его спиной. Можно было…

Но я знала, что, если добавлю еще хоть черточку, хоть капельку, волшебство будет разрушено. Исчезнет.

Портрет был идеален — при всех своих недостатках и незавершенности. Потому что на портрете был Кароль настоящий.

Я медленно, устало собрала свои «причиндалы», как называет их Человек С Птицей. Не слишком приличное и уважительное название для дорогих беличьих и колонковых кистей, красок, которые требуется заказывать и ждать из Фьянты, да и для собственноручно изготовленных из растолченных драгоценных камней и минералов, перетертых с льняным маслом. Сложила плотные листы чистой бумаги вместе с набросками, которые малодушно решила забрать с собой: Каролю хватит собственного портрета и первого, самого любимого мною наброска, созданного из крутой смеси восхищения и неожиданно возникшего притяжения, почти желания.

Собрав тяжелые сумки и оставив до следующего возвращения мольберт, я приостановилась напротив портрета. Вряд ли я его еще когда-нибудь увижу… Вздохнула и быстро прикоснулась губами к подсохшей краске.

— Прощай.

Уходя, оглянулась на мою недолгую мастерскую: картина моря и неба в карандашно-тонкой раме эркера, мед и