— Джок, лети домой. Предупреди их. Приведи их к нам!
— Погоди-ка…
— Если любишь его, лети! — Я подкинула Джока вверх, не обращая внимания на протестующий возглас и протянутую руку Силвера. Птица сделала круг по камере — мы следили за ней, запрокинув головы, — и, трепеща крыльями, устремилась вверх, к крохотному окошку.
— Джок! — зычно крикнул Силвер.
Птица уцепилась за решетку, повертела головой, чирикнула, словно попрощавшись, и выпорхнула на волю. Силвер тяжело опустился рядом со мной.
— Это… глупо, Эмма! Джок ведь тебе не почтовый голубь. Вряд ли он вообще найдет дорогу в замок.
— Не недооценивай свою птицу, — возразила я, — она же привела меня к тебе! Откуда ты вообще его взял?
— Нашел как-то с перебитым крылом. Может, мальчишки из рогатки подстрелили или попал кошке в зубы. Подобрал, подлечил. Хотел позже отпустить, но…
— Но не отпустил, — закончила я.
— Он слишком маленький, да и отвык жить на воле. Любой коршун, кошка… да просто недобрый человек — и ему конец!
Склонив голову, я смотрела на него с удивленной улыбкой. Спешите видеть: король Силвер выказал свою слабость!
— Ты к нему привязался, да?
Силвер поморщился, но кивнул, хоть и еле заметно.
— Не беспокойся о нем. Он сильнее, чем кажется; ведь птицы пересекают море дважды в год, чтобы вывести птенцов в благодатном месте. А Джок вообще… — я замялась, подыскивая слова: — Мне кажется, он тоже твой талисман. Живой талисман. Да и сейчас ему куда лучше оказаться подальше отсюда. Ему же запросто свернут шею — лишь бы тебе досадить.
Силвер размял лицо, сказал устало:
— Да, может, ты и права.
— Не хочешь отдохнуть?
Он оглядел узкую лежанку:
— Вряд ли мы здесь вдвоем уместимся. Ложись, я посижу.
— Но это
Силвер нехотя согласился — это доказывало, что он и впрямь скверно себя чувствует, иначе б вряд ли признал свою слабость… С нескрываемым вздохом облегчения вытянулся на лежанке. Я пристроилась возле его ног, оперлась спиной и затылком о ледяную стену. Закрыла глаза. Но и под опущенными веками продолжали мелькать огни, лица и картинки происшедшего сегодня, а в пылающей голове никак не унималась мешанина бессвязных мыслей. Отчаявшись задремать, я открыла глаза. Узкий свет высокой луны проник в колодец нашей камеры. Силвер дышал ровно и глубоко, но из-под полуприкрытых ресниц блеснули глаза. Он наблюдал за мной.
Сказал, протянув руку:
— Иди сюда.
Я заколебалась.
— Не думаю, что это удачная идея!
Он неожиданно ухмыльнулся:
— Эмма, ты слишком хорошего мнения о моей мужественности, если думаешь, что после всего у меня хватит сил на… что-то еще! Просто приляг рядом. Ты тоже устала.
Мы кое-как устроились: Силвер на спине, я на боку у стены, положив голову ему на плечо. Спросила, глядя на сломанную руку:
— Очень болит?
— Да как обычная сломанная кость…
— А почему Финеар так разозлился, увидев твою руку?