— И какой сегодня улов, Король? — спросила я.

Король, усевшийся рядом со мной, с показным кряхтением вытянул длинные ноги. В клетке рядом с ним возбужденно чирикала и прыгала по жердочкам серая невзрачная птичка, с которой Король не расставался. Я так и не смогла выяснить, какой Джок породы, но пел он будто кенар, а то и вовсе соловей.

Король вздохнул:

— Целый день проболтался, ноги гудят, а всего-то парочка жалоб — на нерадивого мужа да на судью- мздоимца…

— И впрямь, нет бы молодая вдовица опять подробненько рассказала про приставания соседа бесстыжего! — поддразнила я.

Король дернул бровью, блеснул под темными усами белозубой усмешкой.

— Хоть за людей порадоваться!

Я укоризненно качнула головой.

— А вдруг она женщина честная?

Король откровенно расхохотался:

— С такой-то грудью? Да с такой б… таким блеском в глазах?

И этакой грудью она норовила к нему ненароком прижаться. Ну, тому всегда можно найти объяснение — в базарный день на площади толчея, то пихнут, то голова от суеты закружится. А Король у нас мужчина видный…

Король точно прочел мои мысли, улыбнулся быстрой улыбкой — от прищуренных глаз морщинки лучами. Откачнулся назад, оперся на локти, рассматривая мой рисунок.

«У нас» — потому что за несколько месяцев, проведенных на площади, я начала относиться к ее обитателям как к разношерстным, разновозрастным, то ближним, то дальним, но соседям по дому. А соседей и родственников, как известно, не выбирают. С Королем же я познакомилась не так давно, хоть и слыхала о Человеке С Птицей, который выслушивает чужие горести, и оттого они якобы уменьшаются… Бродячий исповедник? Или лекарь душ?

Ни на исповедника, ни на врача Король не тянул. Долговязый, заросший темной щетиной, взлохмаченный, одежда — добротная, но изрядно помятая и пыльная. Лишь клетка Джока всегда оставалась чистой, прутья блестели на солнце, как полированное серебро.

Благодаря Джоку мы и познакомились.

…Я подняла глаза, когда серая маленькая птица вспорхнула на мой этюдник. Наклонила голову, рассматривая меня то одним, то другим черным глазом. Нерешительно чирикнула. Прикормленная? Ручная? Я осторожно протянула палец — птичка тут же, словно того ожидала, перепорхнула на него, проворно пробралась по руке на плечо и принялась щипать меня за волосы и ухо. Я, посмеиваясь и жмурясь, осторожно отпихивала сверх меры общительную птицу, когда услышала свист и зычное:

— Фью! Джок! Джок! Фью! Где ты, койкас[1] тебя побери!

Сквозь базарную толпу стремительно пробирался рослый мужчина. Птица неожиданно издала звучную и сложную трель. Мужчина остановился прямо передо мной, уперши кулаки в бока. В одной руке его была клетка.