– Они самые, – согласно прогудел Говоров (я, видимо, не заметил, как произнес последнюю фразу вслух). – Догадлив ты, Алексей – убивать пора! Да шучу я, что встали?

– Дурак ты, Муромец, и шутки у тебя… не смешные! – с чувством сказал Андрюха. Мы тем временем уже вышли из цеха и шагали по пустынным извилистым «улочкам». – Колись давай, раз уж Леха все равно обо всем догадался, что это у тебя за персонал такой… неживой?!

– А ты ночью по городу прогуляйся, враз все поймешь, – равнодушно обронил Илья и спокойно пошел дальше.

Как мы его ни пытали, рассказывать, что-либо он отказался наотрез.

– Как разгрузите вагон, ложитесь в самый темный угол и накрывайтесь мешковиной! – поучал нас Илья. – Охрана пустой состав почти не досматривает, так что проблем быть не должно. Ладно, с Богом – вон, паровоз уже гудит!

Следующий час был не самым лучшим в моей жизни. Пришлось тягать на пару с Подрывником тяжеленные ящики, похожие на те, что встречались нам на складе у Мойши Моисеевича. А если учесть, что работник из Андрюхи был еще тот, то можете себе представить – как это было здорово!

Мы загружали ящики на четырехколесную тележку («малая механизация!» – пошутил Подрывник), а затем вывозили по пандусу из вагона на разгрузочную площадку, возле которой стояло четверо охранников в серой форме, с автоматами на плечах. Причем, что интересно – у двоих были обычные, хоть и вытертые до белизны АК-47, а у двух других уже знакомые нам «машинки» с раструбами вместо стволов! Лица конвоиров были безжизненны, а глаза пусты. Но эти хоть дышали и шевелились! Нашими действиями они почти не интересовались, между собой не разговаривали, не курили. Просто стояли, даже не переминаясь с ноги на ногу, и тупо пялились перед собой!

Когда разгрузка была в самом разгаре, к составу подкатила «эмка», с открытым верхом и из нее вальяжно вышел пухлый, розовощекий офицер. На его плечах сверкали золотом широкие погоны с одним просветом и четырьмя звездочками. Этот экземпляр выглядел гораздо живее своих подчиненных. Пристально оглядев вагоны, пандус, нас и нашу тележку (сердце у меня в этот момент пропустило удар), капитан равнодушно отвернулся и что-то негромко скомандовал охранникам.

Выполняя приказ, конвоиры распахнули дверь второго вагона (всего их было прицеплено к паровозу три) и тычками выгнали из него человек двадцать. Сгрудившись у дальнего конца состава, пассажиры присели на корточки. Искоса посматривая на привезенных людей, я снова обратил внимание на уже знакомую бледность и неподвижность их лиц. Андрюха махнул мне рукой, показывая, что тоже все видит. Стоящий поодаль Муромец уже затеял с капитаном оживленный разговор, но, увидев нашу жестикуляцию, предостерегающе зыркнул на меня и осуждающе покачал головой. Я торопливо сделал вид, что усердно работаю. Содержимое вагона постепенно переместилось наружу, и мы, улучив подходящий момент, задержались внутри, выискивая подходящее место, чтобы спрятаться. Андрюха обнаружил стоящий у торцевой стены высокий ящик с песком, а за ним узкую щель. Проверив ее ширину, друг жестом показал, что место подходящее. Выбирать было не из чего, и я согласно кивнул.

Но ситуация вскоре несколько изменилась: откуда-то из недр завода вынырнул, натужно кашляя раздолбанным движком, потрепанный грузовичок. В кузове у него был с десяток ящиков, таких, как те, что мы только что выгрузили. Говоров, отвлекшись от беседы с капитаном, рявкнул на нас и повелительно махнул рукой, показывая, что машину надо разгрузить, а ее содержимое занести в вагон. Мысленно застонав и попрощавшись со своей поясницей, которая и так уже протестующе гудела, я обреченно взялся за защелки на бортах грузовика.

Тем временем странных пассажиров поезда увели под конвоем в один из коридоров, привезенный в составе груз уволокла еще одна бригада работяг, полуторку мы освободили, и во весь рост встал вопрос – что дальше? Как незаметно от конвоя пробраться в вагон и спрятаться там? Но оказалось, что Говоров продумал этот момент, – в какой-то миг он вдруг страшно перекосил свою физиономию и, заорав что-то типа: «Вон там, под потолком!», бестолково замахал руками и кинулся наутек. Охрана моментально рванула врассыпную, старательно прячась, где только можно. Толстяк капитан с неожиданной резвостью метнулся к паровозу, крича на ходу приказ немедленно трогаться. Не сговариваясь и не рассуждая, мы с Андреем метнулись в вагон и забились в заранее разведанную щель.

Поезд дернулся с места и поехал было, затем притормозил, послышалось несколько выстрелов, чьи-то крики, длинные суматошные свистки, злой начальственный рык, обещающий провинившемуся интереснейшую сексуальную программу на ближайшее время и суматоха мало-помалу улеглась.

Рядом с нашим вагоном еще какое-то время шло разбирательство – появился Муромец, которого дружно покрыли матом сразу несколько раздраженных голосов. Видимо, на подмогу капитану явилось еще несколько мелких начальников. Илья вяло оправдывался, говоря, что ему, мол, показалось. На это ему заявили, что пить надо меньше. Говоров возмущенно заорал, что без водки здесь вообще работать невозможно, разгорелась бурная дискуссия, по итогам которой решено было немедленно тяпнуть мировую. Звякнули фляжки, резко пахнуло спиртом, кто-то закашлялся – в общем, все окончательно успокоилось. У Илюхи кто- то поинтересовался, правда, куда делись его грузчики, но Говоров небрежно ответил, что они давно уже отосланы работать в неведомом нам восьмом секторе и спрашивающий явно удовлетворился этим ответом.

Спустя минут пятнадцать состав вновь дернулся, звучно рявкнул гудок паровоза, с грохотом закрылась дверь, вагон дернулся и, постепенно набирая скорость, покатился по рельсам.

Андрюха завозился в темноте, негромко ругнулся, ударившись о край ящика, и раздраженно сказал:

– Вот паразит какой, Илюха, мог бы и предупредить, что устроит заварушку! А если бы мы не догадались, что надо под это дело прятаться?

– Да ладно тебе, – ответил я, – может, он сам не знал, как все пойдет?

– Не знал он, – проворчал Подрывник, – вот бросились бы мы с тобой вслед за конвоем, как бы потом в поезд попали? Эх, балбес он] Ладно, проехали, давай осмотримся, что ли – надо ж покумекать, как отсюда выпрыгивать. – Он достал фонарик и, подсвечивая им себе под ноги, вылез из убежища и принялся ходить по вагону. Я прошел вслед за ним.

Сначала мы осторожно подергали дверь и обнаружили, что она заперта. Последовала гневная тирада Подрывника, сообщившего мне, что Муромец еще больший придурок, чем был раньше. Вскоре, правда, Андрюха заткнулся, когда обнаружил, что в широкой створке имеется дверь поменьше и вот она-то прикрыта на крюк только изнутри. Подрывник немедленно повеселел и принялся командным голосом требовать от меня притащить к выходу пару ящиков, чтобы было удобнее дожидаться экстренного «десантирования». Я ласково посоветовал ему заткнуться и не корчить из себя крутого босса, а понаблюдать лучше за окрестностями, по которым мы едем, и определиться с этим самым моментом выхода. Мы еще немного поупражнялись в словесности, а затем рассмеялись – напряжение последних часов