пришла в себя, хотя тревога и непонимание, очевидно, сохранились: она сидела в кресле, напряженно выпрямившись и не касаясь спиной мягкой поверхности, в ожидании моего возвращения. В глазах и мимике явно просматривались настороженность и бдительная готовность к любой неожиданности. Бросив на нее один взгляд, понял, что не смогу упустить столь прекрасную возможность прояснить для себя некоторые стороны ее характера. Она и так основательно потрясена, но стоит деморализовать ее еще немного и все — готова, можно выяснять, что угодно. Быстро достав из блока доставки напитки и тарелку со сладостями, осторожно поставил все на столик перед прогнозистом.

— Угощайтесь, — спокойно предложил я, усаживаясь в кресло напротив.

Обежав ее быстрым взглядом, отметил, что она опять замкнулась в своей скорлупе. Сегодня утром, отметив ее неожиданно уверенное поведение, очень удивился. Все же она не безнадежна…

— Олга, — я выдержал паузу, заставив ее взглянуть на меня, — как Вы относитесь к детям в межрасовых союзах?

Вопрос был не просто стремлением поразить ее: мне важно было выяснить ее позицию в отношении именно этой конкретной ситуации в целом. Ее реакция на вчерашний прогноз вызвала у меня опасения, что в дальнейшем может возникнуть сложность, когда личностное восприятие начнет превалировать над профессиональной непредвзятостью, сводя на нет достоверную вероятность любого прогноза. Однако, я неожиданно ошибся, а она в третий раз с момента появления на моем корабле меня удивила. Я ожидал шока, непонимания, — страха, наконец… А она как?то резко собралась, распрямилась и ответила мне уверенным, но совершенно закрытым взглядом. Сплошная броня: ни эмоции, ни предательского жеста — полный самоконтроль и — как результат — четкий и сдержанный ответ:

— Я полагала, Вы вызвали меня для беседы на профессиональные темы, обсуждать с Вами свои взгляды на деторождение я не обязана.

Она не права. Мягко говоря. На моем корабле и в моем экипаже для меня нет ничего запретного, поэтому, если я намерен с ней обсуждать эту тему, она обязана была подчиниться. И знала это. Но уверенно поступила иначе. Интересно… Такой силы мотивы, что заставили ее решительно отреагировать, должны основываться на чем?то личном, очень личном… А это плохо. Это лишь подтверждало мои опасения. В любой момент она может сорваться и — сорвать все мои планы. Пока она очень четко соответствует им, но проблема не решена, а значит, землянка мне еще нужна. А также нужна уверенность в ней. Вчера пришло досье со всей информацией о ее прошлом, но времени заглянуть в него я еще не нашел. Надо обязательно сделать это сегодня…

Ольга

Внимательно, стараясь максимально отрешиться от эмоций — иначе не выдержу и сорвусь на банальную истерику — смотрела на мужчину в кресле напротив. Только что он казался мне невероятно красивым, возвышенно–идеальным и совершенно неповторимым. Но… Это просто образ, общий эффектный фенотип этой расы. А вот что за ним? Конкретно у этого мужчины — безжалостность! Я это знала: семь лет назад испытала на собственном опыте, а сейчас чувствовала всей своей интуицией. Чувствовала, знала, что сейчас он просто банально проводит на мне исследовательский эксперимент, не задумываясь о том, что задевает меня за живое, делает больно. Нет! Вернее, он как раз к этому и стремится.

Находиться с ним рядом было откровенно страшно, до ощущения леденящего ужаса страшно, что он поймет, нащупает мое уязвимое место, сумеет пробиться сквозь всю броню и возьмет за душу. Я как никогда отчетливо осознавала свою незначительность и оттого боялась еще больше. Если он захочет, все что угодно со мной сделает… Отчетливо поняла сейчас, что этот год, он даже не за три считаться будет… это целая жизнь пройдет — мучительная и безысходная.

Капитан молчал, привычно безэмоционально и внимательно наблюдая за мной. Чувствуя себя под этим взглядом редкой и беззащитной бабочкой, внутренне собралась и морально приготовилась к самому худшему в ожидании его ответа. Я открыто ему не подчинилась, пошла наперекор. И пусть свидетелей у этого события, помимо его самолюбия, не было, но это вовсе не означало, что мне забудут открытый протест. Поэтому, стараясь выглядеть максимально бесстрастно и неприступно, я смотрела прямо в его алые глаза. Не знаю, сколько мы играли в "гляделки$1 — минуту или час — для меня, скованной внутренним напряжением, это время показалось бесконечностью, но он, с ледяной ухмылкой подмигнув мне, отвел взгляд первым:

— Тогда перейдем на профессиональные темы, — и с изумительной для такого мощного тела легкостью он поднялся из кресла, направившись к стеллажам с книгами. — Вам надо сделать… прививку.

Я шокированно воззрилась на его спину. От бешенства, что ли? Или о чем это он? Услышать от него о прививках я ожидала меньше всего, поэтому в недоумении пробормотала:

— Тинараг меня осматривал. Весь необходимый базис вакцинации у меня есть. Но если он что?то не учел, то я могу прямо сейчас пройти в Медицинский Центр…

Да я сейчас хоть в ад в гости прогуляться согласна, только бы вырваться отсюда!

— Нет–нет, — капитан, на миг обернувшись, одарил меня улыбкой настоящего сатира, заставив прикусить язык от страха. Чтобы он улыбался??! Да это не то, что странно, это — опасно. — Тинараг тут ни при чем, да и вообще, говорить об этом ему не надо. Рукав до плеча отверните!

Меня ощутимо передернуло! Он что, сам мне что?то вколоть намерен??! Сейчас?! Тихо отравит или просто обездвижит, а потом, отведя душу, попинает??! Если не еще что?то похуже…

— Не надо мне прив…, — начала я попытку протеста, но взгляд снова обернувшегося капитана пригвоздил меня к креслу несгибаемым металлом невысказанного приказа. Мне конец!

— А от чего она? — в полной растерянности попыталась я хоть как?то разобраться в неожиданном намерении капитана.

— Ммм… Можете считать, что от межрасовой беременности, — презрительно вскинув одну бровь, заметил капитан.

— Что значит — можете считать? — я возмущенно вскочила. — Я не позволю Вам вколоть мне непонятно что, предварительно даже не сказав мне, что…

Ответом на мое возмущение было полное игнорирование со стороны неймарца: снова развернувшись ко мне спиной, он открыл какой?то небольшой шкафчик, из которого извлек медицинский пистолет и — несколько ампул. Я испуганно попятилась к двери. Он действительно намерен мне что?то вколоть, причем, не утруждая себя не только получением моего согласия, но даже предварительным объяснением того, что это и зачем оно мне надо?

— Я… подам рапорт с описанием Ваших действий в Кадровый Центр! — в отчаянии выкрикнула я, ощутив спиной дверь и понимая, что он элементарно может заставить меня силой.

— И это мне говорит землянка, которая ради того, чтобы не потерять лицензию прогнозиста, была готова абсолютно на все? А подав этот рапорт, Вы ее наверняка лишитесь, это я Вам гарантирую. А вот мне это скромное мероприятие наверняка простят, — остановившись в шаге от меня, с показательно скучающим видом уточнил он. Шах и мат! Вот оно в действии — знание об уязвимых местах противника.

Спокойно подхватив ампулу, он уверенным движением вставил ее в специальный отсек пистолета и, наклонившись ко мне, в ужасе застывшей у двери, нарочито медленно приподнял до плеча рукав моей спортивной куртки. А все, что могла в ответ сделать я, это только безмолвно прожигать его ненавидящим взглядом. Потерять лицензию действительно было страшнее для меня, чем умереть. Если существует в этом мире какая?то высшая справедливость, пусть… пусть ему воздастся за все!

Плечо на миг обожгло болью, и я напряженно замерла, ожидая последствий укола. Из глаз от обиды и невыносимого унижения текли слезы, застилая глаза и давая возможность избежать встречи со взглядом ледяных алых глаз, с исследовательским интересом наблюдавших за мной. Так мы в абсолютной тишине простояли несколько минут. Плечо в месте укола неприятно покалывало, но каких?то более трагичных последствий я пока не ощущала.

— Можете уже начинать помирать, — спокойно прокомментировал капитан мое напряженное