порядки».

— Послушай, — подняла она голову, взглянув на Ричарда, — а ты когда-нибудь подумывал о том, чтобы отсюда сбежать? Не может быть, чтобы принцы ни разу не помышляли о побеге!

— Ну нет! — даже хохотнул тот. — А вот, кстати, принцесса одна давешней ночью из города удрала. И скажу тебе по секрету: стражники ее так и не нашли. И очень не хотят, чтобы кто-то об этом проведал. Так что советую тебе покуда выспаться: если эту девицу до ночи не поймают, капитан явится в пресквернейшем расположении духа. Ты-то, надеюсь, сбежать не собираешься?

— Нет, — помотала головой Красавица.

Тут он повернулся к двери из трактира.

— Мне кажется, идут. Попробуй еще поспать, если сможешь. У нас есть часок-другой.

К концу дня я снова сделался упряжной «лошадкой» и теперь даже с некой сардонической усмешкой вспоминал собственные переживания вчерашнего вечера, когда конский хвост и удила казались мне невообразимым унижением.

До загородного имения мы добрались до темноты. Там хозяин выбрал меня в качестве скамеечки для ног, и еще долгие часы я отстоял на четвереньках под обеденным столом.

Застольные беседы были долгими и обстоятельными. За трапезой собрались богатые торговцы и местные фермеры, горячо обсуждавшие последние урожаи, нынешнюю погоду, цены на рабов; неоспоримым фактом признали, что городок их нуждается в гораздо большем числе невольников, причем не только изнеженных и порой чересчур страстных любовничков из замка, но и других, куда менее знатных, дворянских сынов и дочерей, также отданных в дань королеве — возможно, даже ни разу ее и не видевших, — из мелких родов, вставших под руку Ее величества. Такие, дескать, попадаются время от времени на аукционе — но почему бы не присылать их побольше?

Все это время мой господин хранил загадочное молчание, и — честное слово! — я уже стосковался по звуку его голоса. Но на последнее высказывание сотрапезника он вдруг рассмеялся и сухо спросил:

— И кто, по-вашему, решится истребовать этого у королевы?

Я ловил каждое сказанное слово, каждую крупицу информации — не потому, что прежде мало что знал обо всем этом, но, скорее, по причине всевозрастающего ощущения своего ничтожества, какого-то самозабвенного самоуничижения. За столом обменивались всевозможными байками о провинившихся рабах и наказаниях, о мелких происшествиях, показавшихся кому-то юморными. Причем все это выплескивалось в таких подробностях, будто невольники, прислуживавшие за столом или изображавшие, как я, скамеечки для ног, не имели слуха и прочих чувств или вообще были лишены какого-то, мало-мальского соображения.

Наконец ужин подошел к концу, и пришло время разъезжаться.

Чуть не разрываясь от плотской страсти после всего услышанного, я занял свое место в упряжке, чтобы доставить хозяина к его городскому дому, — и на ум сам собой пришел вопрос: ублажили ли, как всегда, в конюшне остальных «коньков»?

По прибытии в городок моих соупряжников отослали в городские конюшни, и госпожа, решив немного прогуляться пешком, погнала меня по темной улице, то и дело подхлестывая, к Позорищной площади.

Я уже чуть не плакал от усталости и безысходности, от постоянного перенапряжения и неудовлетворенности своих чресел. Моя хозяйка орудовала ремешком куда энергичнее, нежели господин летописец, к тому же всю дорогу меня буквально добивало беспощадное осознание того, что эта прелестнейшая женщина идет за мной по пятам в своем восхитительном платье и направляет меня своей изящной ручкой.

День, казалось, тянулся бесконечно долго — гораздо дольше, чем предыдущий, — и если совсем недавно я был не прочь вновь оказаться на «вертушке», то теперь меня охватил панический ужас. Мне было даже страшнее, нежели прошлой ночью: ведь я уже отпробовал тамошней порки. И даже последовавшая за этим близость с хозяином уже казалась невообразимым полетом фантазии.

Однако на сей раз меня ожидала не наводненная рабами площадка вокруг «майского дерева» и не ярко освещенный поворотный диск.

Сквозь гуляющую толпу горожан меня препроводили к небольшим палаткам, раскинувшимся за чередой позорных столбов. Заплатив за вход десять пенсов, госпожа ввела меня в полумрак одной из них.