— На мой взгляд это может быть опасным, государь. А вот коли подле тебя появится вторая половинка, да дите народится, то тут уж не только Европа, но и народец наш российский в покой придет.

— Стало быть, опять сватаешь. Вот что ты за человек, Алексей Григорьевич? Ведь обручился я с Катериной, слово императора дал, а ты все торопишься. Иль моему слову веры уж нет? Так ведь, кабы не хворь со мной приключившаяся, то я уж был бы женатым, а там глядишь, ты бы уж о внуке подумывал.

О том, что эта невеста была уже второй, и однажды Петр от слова своего уже отступился лучше не поминать. Хотя, об этом никто и не забудет. Но с другой?то стороны, дело и впрямь к свадьбе шло, не без давления со стороны тайного совета, а в частности Долгоруковых и Голицыных, представлявших там большинство, но шло.

— То твоя правда. Да ведь не только о кровинушке своей думаю, сердечком о тебе изболевшейся, но и о России матушке. Потому как кроме того, что отец, я еще и муж государственный и долг служения для меня превыше всего.

— За то и ценю тебя, Алексей Григорьевич. От того и полагаюсь на тебя, как на батюшку, коего и не помню вовсе. Что же касаемо свадьбы, не беспокойся, все будет по уговору и в назначенный день.

— Так в какой день?то, Петр Алексеевич, — растерянно проговорил Долгоруков, явно ничего не понимая.

— Как и условились. Девятнадцатого января. Я как на ноги встану, перво–наперво хочу проехаться по святым местам, поклониться и Господа нашего возблагодарить за чудесное спасение, потому как только волею его и жив. Как с тем покончу, тогда и делами государственными займусь. А до той поры, все мои помыслы только к Господу нашему направлены будут.

— То ты верно решил, Петр Алексеевич.

— Прости, Алексей Григорьевич, устал я.

— Уже ухожу.

— Да. Медикус говорит, что через пару дней хвори во мне не останется. Хоть и слаб я еще, но не передашь ли Катерине Алексеевне, чтобы навестила меня послезавтра.

— Обязательно передам, Петр Алексеевич.

Вот и славно. Не сказать, что опасения Долгорукова удалось развеять полностью, но с другой стороны, он сдуру столько наворотить успел, что тут никак невозможно сыграть так, чтобы у него никаких опасений не осталось. Но уж год Петр отыграет по любому, а вот как оно дальше будет, то время покажет. Может и придется жениться на Катьке, а может все по иному разрешится. Тут удержаться бы, не свалиться под кручу.

Хотя, состояние его в значительной мере улучшилось, беседа с Долгоруковым измотала сильно. Вероятно сказалось напряжение. Тут ведь как, Долгоруковым и попускать никак нельзя, но и подозрений вызвать не моги. Крыса загнанная в угол вполне может напасть на кота, а род этот старинный и влиятельный, в том числе и его, Петра, стараниями, сегодня большую силу взял. Решат, что Петр им предпочтительнее мертвый, так удавят и не поморщатся.

Что с того, что на подворье две роты преображенцев, это еще не вся армия и даже не вся гвардия. Бросят клич, мол царя батюшку в заточении держат аспиды проклятущие, и пойдут гвардейцы против своих же братьев, уверенные в том, что долг свой исполняют. А там, в сумятице… Много ли слабому, да хворому надо…

Но и слишком много воли Долгоруковым то же давать никак нельзя. Хотя… Кто там сейчас против них? Остерман и Головкин. Двое из восьми. Нет. Трое. Ванька, но тот вроде как искренне принял сторону Петра, а поту к этим двоим не относится. Но против остальных они объединятся. Итак трое. Да и тут не все однозначно. Помнится Дмитрий Михайлович Голицын состоял в переписке с опальным светлейшим князем Меньшиковым, ныне покойным. Известие о его смерти пришло как раз перед болезнью. Долгоруковы же искренне ненавидели Александру Даниловича…

Нет. Не потянуть ему такого дела. Ни опыта, ни возможности. А вот у Остермана и то и другое в наличии имеется. Нужно будет с ним обязательно встретиться. Он конечно то же сам себе на уме, но с другой стороны, понимает — он может быть первым лицом ПРИ императоре. А вот Долгоруковы, старинный княжеский род могут повернуть и измыслить все по иному…

— Петр Алексеевич, лекарства пора принимать.

Появившийся в спальне Васька, сбил с мысли. Но Петр был даже благодарен за это. Голова шла кругом, от той каши, что сейчас в ней закипала. Куда ни кинь, всюду клин, словно и не на престоле он восседает, а во вражеском стане находится. Как же оно раньше?то было? А так и было. Просто за постоянными охотами да забавами, ничего не видел, а теперь словно пелена спала. А толку?то?

Медикус, зар–раза! Да что же у тебя все настойки такие противные на вкус. Словно дерьма туда намешали. Однако, несмотря на отвращение, Петр выпил все, стоически перенося неприятные ощущения. А потом пришел сон. Медикус говорит, что это для больного сейчас первейшее лекарство. Может так, а может и нет, да только сон для юного императора был единственным спасением от тяжких