одной идее, — на самом деле эта стена не так уж прочна. Мир полон запутанных проблем, и нам все время предлагаются решения — иные очень узкие и ограниченные, иные всеохватывающие. Подчиняясь закону естественного отбора, некоторые учения какое-то — порой долгое — время процветают, но большинство сразу же гибнет. Но случается и так, что чье-то учение (история показывает, что оно может быть самым нелепым, наименее привлекательным из всех) успевает радикально преобразить мир.
Дурно примененная наука, лженаука, суеверия древние и новые вплоть до традиционных и почтенных религий откровения — все это единый спектр без резких переходов. Я стараюсь не применять в этой книге слово «культ» в значении «религия, которую я не одобряю», но спросите любого человека, на каком камне он строит храм своего знания? И у каждого краеугольным камнем окажется то или иное откровение.
Я позволю себе местами критиковать крайности богословия, потому что в крайнем своем выражении доктринерская религия мало чем отличается от лженауки. Тем не менее сразу же оговорюсь: меня восхищают глубина, разнообразие и сложность религиозных теорий и практик, совершенствовавшихся на протяжении тысячелетий; мне нравятся либеральное христианство и экуменическое движение последнего столетия. Религия, пусть с переменным успехом, старается обуздывать собственные крайности — порукой тому Реформация, Второй Ватиканский собор, движение за обновление иудаизма, критическое прочтение Библии. Однако как многие ученые стараются не выступать против лженауки и даже не рассуждать о ней публично, так и многие представители религии не желают связываться с консерваторами и фундаменталистами. Но если с ними не бороться, они постепенно захватят все и будут объявлены победителями, раз соперник не принял вызов.
Один религиозный деятель писал мне о том, как бы ему хотелось вернуть в религию «дисциплинированное единство»:
Мы сделались чересчур сентиментальны… С одной стороны, дешевая набожность и «психология», с другой — невежество в вопросах догмы, а в результате религиозная жизнь искажена до неузнаваемости. Порой я прихожу в отчаяние, но призываю сам себя к упорству и надежде… Искренне верующий человек не хуже критиков знает, какие глупости и гадости творятся от имени его веры, и он всячески готов поощрять честный скептицизм и анализ… Религия и наука могли бы заключить могущественный союз против лженауки — глядишь, этот же союз пригодился бы и в борьбе против лжерелигии.
Псевдонауку не следует путать с заблуждениями науки. Ошибки идут науке лишь впрок, она совершенствуется, постепенно от них избавляясь. Ученые постоянно делают ложные выводы, но формулируют их в виде гипотез — гипотезы на то и придуманы, чтобы их опровергать. Очередную гипотезу проверяют опытом и наблюдением. Разумеется, любой ученый огорчается, когда его любимую гипотезу развенчивают, однако все сознают, что такого рода опровержения в науке необходимы. Псевдонаука действует с точностью до наоборот. Ее гипотезы формулируются так, чтобы проверка опытным путем была заведомо невозможна, т.е. эти гипотезы вообще нельзя опровергнуть. Приверженцы подобных учений всегда настороже и дадут отпор любому скептику. Если псевдонаучную гипотезу не принимают, ее сторонники подозревают заговор с целью подавления истины.
Здоровый человек хорошо владеет своим телом. Выйдя из младенчества, мы до самой старости не спотыкаемся на ровном месте, мы можем кататься на велосипеде и на коньках, освоить скейт или прыжки через веревочку, скакалку и вождение автомобиля. Эти навыки сохраняются до преклонных лет. Даже если целое десятилетие ничем таким не заниматься, руки быстро все вспомнят. Но точность и прочность моторных навыков порождает в человеке иллюзорную веру в какие-то еще таланты. На самом деле наши органы чувств не столь непогрешимы. Порой нам что-то мерещится. Мы поддаемся оптическим иллюзиям. У нас случаются галлюцинации. Мы склонны совершать ошибки. В замечательной книге «Как мы узнаем то, чего нет: Повседневные заблуждения человеческого разума» (How We Know What Isn't So: The Fallibility of Human Reason in Everyday Life) Томас Гилович демонстрирует, как люди регулярно путают числа, отбрасывают неприятные свидетельства собственных органов чувств, поддаются чужому влиянию. Кое в чем человек искусен, но далеко не во всем. Мудр тот, кто осознает границы собственных возможностей. «Человек — существо легкомысленное»[22], — предупреждал Шекспир. Научный скептицизм и научная строгость нам ох как нужны.
Возможно, в том-то и состоит принципиальное отличие науки и лженауки: наука остро ощущает несовершенство, погрешности человеческого восприятия, в отличие от псевдонауки и «безошибочных» откровений. Если мы напрочь отказываемся допускать саму возможность ошибки, то от заблуждений, в том числе серьезных и опасных, нам никогда не избавиться. Но если мы отважимся пристальнее всмотреться в самих себя, пусть даже выводы не всегда будут приятными, шанс исправить ошибки существенно возрастет.
Если ученые станут популяризировать лишь научные открытия и достижения, пусть самые увлекательные, не раскрывая при этом критический метод, то как обычный человек отличит науку от лженауки? И та и другая будут выступать в качестве окончательной истины. В России и Китае именно это и происходит: наука авторитарно преподносится народу санкцией свыше. Науку от лженауки уже
