что они так счастливы друг с другом. Лишь гораздо позже она… в общем, лишилась покоя.

— В каком смысле?

Мэдж нахмурилась, будто подыскивая верные слова.

— Что-то с нею случилось, это все мы понимали, — пояснила она. — Еще в детстве.

— Мистер Рейзен упоминал, — сказала я; меня пугала одна мысль о том, что взрослый человек подобным манером причинит урон ребенку. — Страшная мерзость.

— Да, но мне казалось, что она, если такое возможно, перечеркнула те времена. Я искренне полагала, что они с Джеймсом вместе обретут умиротворение. Я очень поддерживала их союз. И поначалу они были счастливы. В этом никто меня не разубедит.

Обе мы умолкли, попивая чай, погрузившись в раздумья. Я размышляла о юной Сантине, о том, что с нею произошло, что породило столь опасный психоз. Мэдж, несомненно, вспоминала ту пору, когда она и ее супруг счастливо дружили с Уэстерли.

— Вы давно замужем? — после долгой паузы спросила я, и она с улыбкой кивнула:

— Девять лет. Мы с Алексом познакомились, когда мой брат привез его погостить на выходные из университета. Они вместе учились и дружили с первого дня. Мне, конечно, было всего шестнадцать, а он тремя годами старше, и, естественно…

— Вы мгновенно полюбили друг друга, — улыбнулась я.

— Нет, я его возненавидела, — расхохоталась она. — Отчего вы так потрясены, Элайза? Это чувство длилось недолго. Видите ли, в те выходные он ужасно меня дразнил. Говорил возмутительные вещи, а я, пожалуй, не оставалась в долгу. За ужином мама хотела развести нас по разным комнатам, поскольку мы осыпали друг друга оскорблениями. Все это, разумеется, было одним сплошным притворством. Он вскоре прислал мне письмо. Извинялся за грубость.

— Объяснил ее как-нибудь?

— Сказал, что, впервые меня увидев, понял, что не сможет провести выходные так, как ему поистине желалось, — а именно внушать мне любовь, — и пришлось довольствоваться меньшим, а именно внушать мне отвращение. Естественно, я ответила — сообщила ему, что мне в жизни не доводилось встречать столь вульгарную, напыщенную, презренную, неприятную, грубую и неучтивую скотину и если он вновь посетит нас в выходные, я не пожелаю и словом с ним обменяться. В следующие выходные он привез мне цветы и сборник стихов Китса, а я сказала, что в письме солгала и думала о нем ежечасно.

Я удивилась, что она так откровенно делится историей их жениховства, однако видела, что воспоминания доставляют ей удовольствие.

— Мы поженились через год, — прибавила она. — Мне крупно повезло. Он чудесный человек. А вы, Элайза? Некто любимый ожидает вас в Лондоне?

Я покраснела и покачала головой.

— По-моему, я не из тех, кого добиваются молодые люди, — сказала я, и Мэдж Токсли, к ее чести, не стала со мною спорить, ибо доказательства моей правоты были налицо. Она красавица, и мужчины, подобные Алексу Токсли, с первого взгляда готовы ее добиваться; я другая.

— Ну, — сказала она, неловко поерзав, — кто знает, что готовит нам будущее. Как он? — спросила она затем, резко сменив тему. — Джеймс. Он здоров?

— Нет, — сказала я.

— Ну разумеется, — согласилась она, слегка покраснев. — Конечно, нездоров. Я хотела сказать… как он справляется? Понимаете, с нами он видеться не желает. С нами обоими. Алекс весь год ужасно огорчается. Когда Джеймса привезли из больницы, Алекс снова и снова добивался встречи — но вотще. Он писал письма, беседовал с врачами. Когда наняли миссис Ливермор, Алекс с нею поговорил, и она обещала постараться все устроить, но Джеймс упорствует. Он не желает посетителей.

— Душенька, — сказала я, накрыв ее руку своею. — Говоря по чести, вряд ли он даже заметит, что вы пришли.

Она пристально взглянула на меня:

— Что вы такое говорите?

— Человек, коего я видела нынче утром… — начала я. — И слово «человек» я привожу здесь с оглядкой, ибо от человека этого мало что осталось. Он… я не постигаю, как он пережил побои. Его лицо… простите, Мэдж, я не хочу расстраивать вас, но лицо его ни на что не похоже. В нем едва возможно узнать человеческое существо.

Она зажала рот рукою, но я ни об одном своем слове не пожалела. Мне надлежало знать правду о мистере Уэстерли, а я ему