— И детей, разумеется, — прибавила я.

— Детей он в глаза не видал с самого, как ты говоришь, эпизода.

Я недоверчиво уставилась на нее:

— Быть такого не может. Это почему еще?

— Ты б не спрашивала, кабы с ним повидалась. Но мне сдается, незачем тебе к нему ходить.

— Да что ж это за поразительная такая история! — сердито вскричала я, всплеснув руками. — Хозяин поместья, отец детей, ото всех прячется, и единственное общество его — уж простите меня — вы, миссис Ливермор…

— Бывает доля и похужее.

— Не ехидничайте, умоляю вас. Я просто хочу понять. Мы обе здесь наемная прислуга, разве нельзя нам делиться секретами? Я гувернантка, а вы кухарка мистера Уэстерли, или горничная, или кто вы ни есть.

Она глубоко затянулась своей самокруткой — я припомнила схожую манеру мистера Рейзена. Молчала она долго — вероятно, обдумывала мои слова. Наконец вновь негромко заговорила:

— Кухарка, говоришь. Али горничная.

— Ну да. Если в этом заключается ваша работа. Я не имела в виду проявить неуважение.

— Да уж надеюсь, мадама гувернана, — отвечала она, подчеркнув мою должность. — Много кто был бы рад в Годлин-холле кухаркой быть да горничной. Славная работенка для подходящей девушки. Али вдовушки. При старом мистере Уэстерли тут была уйма народу. Не то что нынче. Никогошеньки не осталось, дом на головы нам сыплется. Весь разваливается, видала? Крыша эта со дня на день на маковку нам грохнется, коли не починит никто. Но я не кухарка и не горничная, тут ты пальцем в небо тыкнула. Кормежку-то мистеру Уэстерли я стряпаю, — прибавила она. — Но и ты, мадама, стряпаешь, а? Умеешь мясо потушить? Али баранье жаркое сварганить?

— Разумеется. В Лондоне, живя с папенькой, я всегда стряпала нам обоим.

— Но кухаркой от этого не стала?

— Разумеется, нет, — сказала я. — Простите меня, миссис Ливермор. Я не хотела вас обидеть. Хотя я не постигаю, что в этом обидного.

Она рассмеялась:

— Чтоб меня обидеть, вставать надобно поране. Я крепкая. А куда мне деваться? Жисть такая. Нет, я не кухарка. Другому обучена.

— Миссис Ливермор, вы изъясняетесь загадками. — Меня уже охватывало изнеможение. — Неужто нам никак нельзя поговорить напрямик?

— Ну добро, — промолвила она, потушила свой окурок, встала и разгладила передник; приглядевшись, я отметила, что, вопреки моему первому впечатлению, он не слишком походит на кухарочный. — Говоришь, мистер Рейзен велел тебе с хозяином повидаться? Добро, поверю на слово. — Она подошла к двери и обернулась: — Ну? — осведомилась она. — Ты идешь?

— Прямо сейчас? — спросила я, вставая. — В такую рань? А он не рассердится, что мы разбудили его в столь небожеский час?

— За это не волнуйся, — сказала она. — Коли идешь, так пошли. — И с этими словами она резво миновала кухню, а я устремилась следом, временами чуть не бегом, дабы за ней угнаться. Куда она меня ведет? В голове у меня роились догадки. В минуты праздности я осмотрела едва ли не все комнаты в доме, и почти все пустовали. Ни проблеска жизни. Наверняка ведь у хозяина Годлин-холла будут собственные апартаменты? Спальня, библиотека, кабинет, отдельная ванная комната?

Мы прошли весь дом и парадной лестницей поднялись на второй этаж, где располагались детские; миссис Ливермор помедлила.

— Здесь? — спросила я, и она потрясла головой.

— Спят покудова, — сказала она. — Пошли. Нам выше.

Мы снова поднялись, на сей раз туда, где располагались моя спальня и еще шесть пустых. Но мистер Уэстерли не может быть здесь, я бы руку дала на отсечение; я заглядывала везде и нигде ничего не нашла. К моему удивлению, миссис Ливермор направилась в дальний конец коридора. Следом за ней я вошла в комнату, где тоже совершенно ничего не было. Пустая, голая, в центре незастеленная кровать под балдахином. Миссис Ливермор посмотрела на меня, и я ответила ей растерянным взглядом.

— Я не понимаю, — сказала я.