Бесс принялась молча кормить меня, а леди Кингстон протерла мне лицо теплой влажной тряпицей, после чего заставила переодеться в свежий кертл и причесаться. Она явно очень торопилась и нервничала.

— И угораздило же их заявиться именно сегодня, когда королева Джейн рожает, — пробормотала леди Кингстон.

«Так вот, значит, о ком говорили бифитеры утром на галерее», — сообразила я, но вслух переспросила:

— Королева рожает? Да неужели пришел срок?

— Ну а я про что твержу, — резко сказала леди Кингстон. — Схватки у нее начались еще вчера. Говорят, что ее величество очень страдает.

Я услышала за дверью громкие голоса. К камере подошли несколько человек. Я чувствовала себя на удивление спокойно, ибо посчитала добрым знаком то, что сегодня утром смогла благополучно пробраться с галереи замка в камеру. В самом деле, почему бы моей жизни и не перемениться к лучшему? Помню, в Стаффордском замке был объездчик лошадей, известный своей страстью к азартным играм. Он никогда не выигрывал в карты по-крупному, но надежды не терял. «А вдруг именно сегодня удача повернется ко мне лицом?» — частенько говаривал он, широко улыбаясь. Ну что ж, возможно, и мне судьба тоже наконец-то приготовила подарок.

Дверь в камеру распахнулась, и внутрь вошел сэр Уильям Кингстон. Они с женой переглянулись, и взгляды их были исполнены какого-то мрачного скрытого смысла, недоступного посторонним. Она кивнула и поспешила навстречу супругу.

Следом за комендантом Тауэра в маленькую камеру вошел герцог Норфолк, одетый сегодня явно не для верховой езды. Весь в мехах, на пальцах сверкали перстни с драгоценными камнями. Он лишь мельком взглянул на меня: на лице у него застыло напряженное выражение.

Сердце мое бешено заколотилось, когда в камере появился еще один человек: лет сорока с небольшим, среднего роста, не красавец, но и не урод, в длинной безупречно белой мантии и черной шапочке. Длинный нос, пухлые губы, черные с проседью волосы аккуратно подстрижены, под темными бровями сверкали светло-карие глаза.

Он смотрел на меня так, будто в камере больше никого не было. Я могла поклясться, что под его внешним спокойствием скрывается крайнее возбуждение.

Герцог Норфолк откашлялся.

— Госпожа Стаффорд, это епископ Винчестерский, — сказал он. — Он хочет задать вам несколько вопросов.

Я с трудом сделала реверанс.

Епископ повернулся к Норфолку и, к моему удивлению, потрепал его по руке.

— Вам нет нужды оставаться, Томас, — произнес он приятным низким голосом. — Я знаю, у вас неотложные дела.

Норфолк кивнул и вышел.

Епископ повернулся и сказал — как мне показалось, несколько высокомерно — Кингстонам и стоявшей в углу Бесс:

— Все свободны.

Один за другим они покинули камеру.

Он улыбнулся мне — холодной, мимолетной улыбкой — и начал беседу:

— При рождении меня нарекли Стефаном Гардинером, сестра Джоанна. Я много лет регулярно появляюсь при дворе, но вас, кажется, не видел ни разу. Вы там не бывали?

Я отрицательно покачала головой. Для меня было большим утешением еще раз услышать свое монашеское имя. В Тауэре никто не называл меня так. Наверное, потому, что я была всего лишь послушницей.

Епископ Гардинер сделал шаг навстречу, внимательно вглядываясь в мое лицо:

— У вас и в самом деле изможденный вид, сестра. Надеюсь, вы не больны? Я отдам указание, чтобы впредь вашим здоровьем не пренебрегали.

Он не возвысил голос. Но уже одна эта основательность — спокойная, размеренная манера речи — заставила меня насторожиться.

— Благодарю вас, я вполне здорова, — ответила я.

— Насколько я понимаю, пребывание в Тауэре стало для вас нелегким испытанием. — Он вздохнул. — Но я ничего не мог с этим поделать, поскольку лишь недавно сумел вернуться в Лондон. Рождение королевского наследника — причина достаточно уважительная, чтобы испросить разрешения оторваться от обязанностей посла во Франции.

— Значит, меня столько месяцев держали здесь, не допрашивая, потому что ждали, когда вы возвратитесь в Англию? — смущенно спросила я. Он не ответил. — Это вы оплачивали мою еду все эти месяцы?

Епископ Винчестерский закрыл глаза и едва заметно кивнул. Всего один раз.