- Я делаю все возможное, - говорю я.
Доктор Джеррард не обвиняет меня во лжи, но я могу сказать, что он не убежден по тому, как его губы сжались.
- Может быть, мы должны прекратить физиотерапию, - произносит мама.
Доктор Джеррард втягивает воздух через стиснутые зубы, свистящий звук очевидный ответ на мамино неудачное предложение.
- Мне бы не хотелось думать о прекращение её физиотерапии.
- У меня есть предложение, - резко говорит Роберт, - Что если Мэгги снова начнет играть в теннис?
Мое сердце бьется быстрее, частые удары внутри моего тела отдаются в груди как танец Индийского племени.
- Ты в порядке? - спрашивает мама.
Я не могу ответить, но чувствую, как сжимается желудок.
- Мне нужно немного свежего воздуха, - говорю я, а затем слезаю со стола. Роберт подходит ко мне.
- Мэгги, мы просто пытаемся помочь тебе.
- Я знаю. Но я не могу больше делать это. Просто не могу.
Я надеваю штаны, иду, прихрамывая мимо мамы и, направляюсь к выходу. Я прохожу мимо людей в инвалидных колясках, докторов и медсестер. Мне кажется, что они думают, что я сумасшедшая?
Когда открывается дверь, я вдыхаю свежий воздух и стараюсь дышать глубже.
Дыши. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.
Дыхание должно быть чем-то, что ты делаешь неосознанно? Прямо сейчас я чрезмерно сознаю это. Так осознанно, на самом деле, что я думаю, если перестану сосредотачиваться на этом, то могу просто забыть, как дышать. Я открываю глаза. Дыши. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.
Я чувствовала себя так же, в тот день, когда отец ушел от нас в прошлый раз, когда поняла, что это, наверное, его последнее посещение.
Тогда я не была такой сильной.
Я пытаюсь сдержать слезы, когда стараюсь забыть об этом. Потому что понимание того, что его любовь ко мне не была слишком сильной, чтобы заставить его остаться, причиняет мне слишком сильную боль. Я не была достойна быть любимой.
Теннис был моим спасительным якорем, но даже это не сработало. Я заслужила восхищения на корте, потому что стоила чего-то, когда играла. Я была не только частью команды, я была одной из тех, на кого равнялись партнеры по команде.
Чем больше других отцов приходило на матчи, тем труднее мне было играть. Это было так, словно я нуждалась в сожалении этих пап, хотя и не была их ребенком. Не имеет значения, любил ли меня папа или нет, здесь были другие папы, которые будут делать все, чтобы я хотела стать их дочерью. Когда меня поздравляли другие отцы, для меня это значило больше, чем школьные награды, которые я получила в десятом классе.
Может я не была достойна любви отца, но зато была достойна этих наград.
Боль в левой ноге переходит в позвоночник, издевательское напоминание о том, что я никогда не буду чемпионкой снова.
- Мэгги?
Я поворачиваюсь к маме, которая теперь официально разгневана.
- Я не могу играть в теннис, - говорю я ей.
- Доктор Джеррард хочет, чтобы ты попыталась. Ты будешь пытаться, не так ли?
Но я не буду уже так хороша, как была. И тогда у моего отца не будет ничего, чем можно было бы гордиться. Он никогда не захочет, чтобы я была частью его новой семьи.
- Мы можем поехать домой? Я хочу домой.
Мама вздыхает. Я ненавижу чувствовать себя так, как будто я её разочаровала. Я знаю, что она