сначала.

– Девяносто девять бутылок пива на стене, девяносто девять бутылок пива, бери одну и передавай по кругу, девяносто восемь бутылок пива на стене, – визжала Элис.

Я громко застонал, снова раздражаясь, а Белла захихикала. Я посмотрел на нее и нахмурился, слушая, как Элис продолжала свою серенаду о проклятых бутылках пива на стене. Я не любил пиво, так зачем я должен слушать это дерьмо о чертовых бутылках на стене?

– Что-то смешное, Белла? – спросил я.

Она снова захихикала, пытаясь сдержать смех, потому что знала, что я раздражен, и пожала плечами, а на ее щеках появился румянец.

– Это смешно, Эдвард, – сказала она.

Я сдвинул брови. – Ты считаешь это дерьмо смешным? – спросил я, дернув головой назад, туда, где Элис громко пела про девяносто девять бутылок пива.

Джаспер начал подпевать ей, и я снова застонал, качая головой.

– Да, – подтвердила Изабелла. – В смысле, я слышала, что люди поют во время поездок и все такое, но не думала, что они на самом деле так делают.

Я уставился на нее, сразу ощутив себя чертовски виноватым. Конечно, это дерьмо казалось ей забавным. У Беллы никогда не было шанса просто подурачиться и вести себя по-детски. У нее не было возможности побыть ребенком. Этот день должен был стать именно таким. Предполагалось, что он станет приключением, мы все собрались, чтобы повеселиться и до конца лета совершать всякие безобразия. Для моих братьев это лето – последнее перед колледжем, для нас с Элис – лето перед началом учебного года, когда нас опять начнут пинать под зад. Черт, для Изабеллы это было последнее лето, когда она была вынуждена жить в доме с несколькими ублюдками и делать за них всю эту треклятую работу.

Но мне никогда не приходило в голову, что это было не просто последним летом Изабеллы. Оно было чем-то бoльшим, потому что, по сути, было ее первым летом. Первым шансом на веселье и приключения, на путешествия и на прочее дерьмо вместе с друзьями. Да у нее даже друзей никогда раньше не было. А я порой был таким проклятым ублюдком.

– Безусловно, tesoro, если ты считаешь это дерьмо забавным, то давай, пой, сколько твоей душе угодно, – сказал я, пожав плечами.

Она широко улыбнулась и тут же начала подпевать Элис и Джасперу своим нежным и сладким голоском. Она не была, б…ь, лучшей в мире певицей, но ее голос хорошо вписался в этот микс, улучшая песню. Их пение продолжало трепать мне нервы, но я изо всех сил старался подавить свое раздражение. Счастливые моменты, Каллен… думай, твою мать, о счастливых моментах.

Поездка в Сиэтл, казалось, длилась годы, несмотря на то, что я выжимал всю скорость. Они закончили свою песню, и я вздохнул с облегчением, но это длилось недолго, потому что из Айпода зазвучал проклятый бойбэнд N'sync. Я застонал и протянул руку, чтобы перемотать песню, сожалея о том, что мы взяли с собой айпод Изабеллы, в который Элис понапихала всякого девчачьего дерьма, но голос Беллы быстро меня остановил.

– Ты же говорила, что тебе не нравится Джастин Тимберлейк… – напомнил я, что спрашивал ее об этом дерьме на Хеллоуин, и она дала понять, что меньше всего ее волнует этот ублюдок и песни, которые он поет.

– Кто? – спросила она, нахмурив брови в замешательстве. Я вздохнул, качая головой.

– Ты же знаешь, Джастин Тимберлейк, гребаный певец. Я однажды спрашивал тебя, нравится ли он тебе, и ты ясно дала понять, что нет.

– Ох, разве это он? – она вопросительно приподняла брови, в ее голосе звучало любопытство.

Я молча смотрел на нее, а Элис рассмеялась с заднего сидения.

– На самом деле, эту песню поют N'sync, но он один из солистов этой группы, – ответила Элис.

Изабелла понимающе кивнула.