– Тебе, Перепенько, ежели куды посылать, – прищурился участковый, – так это в буржуйскую армию шпионом-диверсантом. Звезды Смерти раскурочивать!

Участковый Больших Битюгов был личностью примечательной. Он мог в пятак раздавить железными пальцами крышку от лимонада. Одной рукой – той, что из стали, с сервомоторами – остановить бугая. В его комнате над полкой с фотокнигами висел портрет Феликса Дзержинского. Курил «Приму» и любил ситро. И никто в здравом уме и трезвой памяти не посмел бы усомниться в справедливости вынесенного им вердикта. Участковый дядя Митя был Героем Советского Союза.

Не мигая, Никита глядел на олицетворение социалистической законности. И бесконечный космос, и свет холодных звезд, и горячие протуберанцы солнца, и великая Сфера Мира – всё это стало в одночасье далеким и недостижимым. Все его олимпиады, все экзамены, все спортивные достижения – всё зря. Его сверстники пойдут служить – кто в стратосферные, кто в бронетанковые и вездеходные, кто в роботодесантные, кто в глубинно-подводные, кто в пограничные, кто в военно-космические. А он…

– А еще он кукурузный початок к чучелу прицепил! – ввернул дед Тарас.

Михей Иваныч отмел обвинение широкой ладонью, поморщился.

– Не-е, вот давайте без этого, лишние обвинения тут ни к чему! Дело молодое – привернул и привернул. У нас не Америка, за целованье не сажают. Пусть девки порадуются. Ты вот лучше скажи – в твое время таких в войска брали?

– Палкой гнали и под зад давали!

Перепенько посмотрел исподлобья.

– Коли в армию не пустите – повешусь.

– Как повесишься – так и откачаем, – меланхолично подал голос фельдшер. – Ты лучше скажи, кто спирт из шкафчика в медпункте сбуржуазил?

– Кажи, вражий сыну… – насупился бригадир. – Постыдись твою мать!

Мать Никиты сидела красная как рак. Отец вообще не явился – совестно.

– Не сбуржуазил, а скоммуниздил, – почти всхлипнул Никита. – Для социалистических целей. Линзы на спутнике протирать.

– Штаны б лучше на политинформации протирал!

Кошевой хряснул ладонью по столу. Перепенько доводился ему внучатым племянником, а потому то, что спустил бы строгий, но справедливый бригадир Кошевой, то никак не мог спустить принципиальный «дядько Михей».

– В то время, как наши космические корабли бороздят просторы Вселенной… В общем, пора выносить вопрос на голосование. Нехай он, значит, идет в вуз, кончает там курс или два, как получится с точки зрения повзросления и осознания. А потом, может, советский народ доверит ему свое мирное оружие. Так я говорю?

– Верно, – согласился участковый. – Давайте голосовать, что ли. Мне еще в район ехать, там машинное масло хорошее привезли.

И железный кулак сжался со зловещим лязгом.

Никита стоял бледный, на лбу выступили крупные капли пота.

– Люди добрые! Да как же меня – в вуз! Без армии! Что я однокурсникам скажу! Что я – калека какой или дубина стоеросовая?! Что я там буду делать: все отслужившие, при значках и медалях, один я – со школьной парты да в университетскую аудиторию?! Я что ж, американец какой, чтоб из школы сразу в колледж лезть?!

Кошевой тем временем продолжал:

– Дело в том, товарищи, что вопрос тут не только в том, пущать или не пущать этого конкретного дурилу… Тут еще вопрос для всего села, можно сказать, политический. Паразит этот, Никитка, шибко хорошо проявил себя в школьные годы в учебе и военной подготовке. То есть, коли возьмут его в наши славные войска и проявит он себя как должно, то в историю Больших Битюгов будет вписана новая страница: наш парубок на палубах Сферы Мира. А это первый такой случай не только в нашем селе, но и во всем районе.