тяжелой амуницией, поднимаются по трапам.

– Им теперь не до этого, – говорит он. – Ни Альянсу, ни ООН… Никому. Теперь не до этого. Началась война.

– Война, – эхом повторяет Гелла. – Вы… что вы теперь будете делать?

– Собственно, я хотел попрощаться. Вылетаем через час, – говорит Молитвин. – У нас теперь будет много работы там, внизу. Настоящей работы.

– Мы еще увидимся?

Он смотрит в ее глаза – такие светлые и серые. Такие громадные, под тонкими бровями вразлет, что кажутся удивленными. Вздернутый носик, россыпь веснушек по бледной коже. Тень улыбки.

Велик соблазн поймать «нить», проникнуть в ее мысли. Узнать, о чем именно она думает, когда вот так смотрит на него. Но какой теперь в этом смысл?

– Быть может, – говорит Молитвин. – Прощайте, Гелла.

Вертя в руках шлем, приказывая себе не оглядываться, он спускается по широкому пандусу, мимо скрежещущих киберов, которые волокут к причалам желтые бочки горючего.

Ребров ждет его у трапа, сидя на контейнерах. Темные с редкими седыми прядями волосы зачесаны назад, на худощавом лице задумчивое выражение, затянутые в перчатки руки поигрывают каким-то маленьким предметом.

– Что это у тебя?

– Да вот, приказали снять для конспирации… Теперь-то, небось, можно опять цеплять.

На его раскрытой ладони лежит крошечная оливковая эмблема. Заключенная в лавровый венок «лучезарная дельта». Пси-войска ВКС ССКР.

– Теперь-то, конечно, можно, – говорит Молитвин, рассеянно следя за погрузкой у соседних шлюзов.

– Взял у товарища ксенолога номер?

– Забыл.

– Не переживай, как вернемся – через «тенета» пробью.

– Я тебе сам пробью, шутник. Причем с ноги.

– Кстати о боевых искусствах. Метла тебе привет передавал.

– Лихой парень… Десанты как – уже в деле?

– На Шихашоль двинули. Пятнадцать минут как.

– А нас куда?

– Еще не говорили. Секретность.

– Мороженого что-то хочется, скажи?

– Эскимо или пломбиру?

– Ванильного, в стаканчике вафельном. Как в кафе «Арктика» в парке Горького.

– Как раздолбаем Альянс, Молитвин, – я угощаю. Только товарища ксенолога не забудь пригласить.

Ребров прячет эмблемку в нарукавный карман, захлопывает магнитный клапан. Легко соскакивает с контейнеров на палубу. Кивает на трап:

– Пора, что ль, старлей?

– Как там Шпарта нас поучал…

– Вы уже почти настоящие пси-шшшпецы, товарищи курсанты, – начинает Ребров, подражая змеисто- шипящему голосу подполковника Груздева по кличке Шпарта. – А что такое пси-шшшпец, товарищи? Партия вырастила нашшш в пример детям и на шштрах врагам. У нас два основных навыка – надирать задницы и пить электричество…

– А с электричеством, – подхватывает Молитвин, – у нас нынче охренительные перебои!

Ухмыляясь, они бьют кулаком о кулак. Подхватив свои гаусс-винтовки, джет-паки и шлемы, неторопливо поднимаются по ступеням, ведущим к шлюзу десантного рейдера.

У них в запасе до отправки почти целый час, но Вселенная вторые «земные» сутки живет по военному