Девушка, податливая, безвольно обмякшая в его руках, тихо шепчет:
– Бегают, смеются, лепят снежный дом, звонко раздаются голоса кругом…
Хэнксу кажется, что всё происходящее, все эти несколько минут, прошедшие с того времени, как пленный, раскованный мастер-сержантом, с грохотом сбросил свои цепи – какой-то дурной сон.
Саккони, совершенно обезумевший, бросился на собственного командира, полковник закричал, и ворвавшиеся в подвал рейнджеры открыли огонь. Вернее, попытались открыть огонь. Только синие искры посыпались из стволов, разряды ударили по прикладам, вцепились в ладони стрелков. Подвал наполнился шумом – но не тем, который ожидал услышать Хэнкс, не хлесткими хлопками гаусс-винтовок, а криками солдат, холостыми щелчками и стрекотом разрядов вышедших из строя винтовок.
Пси-спец в действии. Такому их не учили на тренировочной базе в Нью-Мехико. Такому их не учили на секретном Объекте 52, в переоборудованном бункере павшего Лунного рейха. Они думали, что это выдумки красной пропаганды. С таким полковник еще не сталкивался.
Саккони в движении начал тянуть к нему свои громадные лапы, будто собирался задушить голыми руками. Но не дошел. Упал, сотрясаясь в конвульсиях и пуская ртом пену. Всё пытался дотянуться до затылка, ногтями выцарапать вшитый под кожу нейрочип.
У полковника чипа не было, в этом смысле он был консерватор. Повезло.
Повинуясь секундному импульсу, он подхватывает девчонку, расталкивает матерящихся, недоумевающих рейнджеров и выскакивает в коридор. И уже когда тащит девчонку по коридору, в спину, вырвавшись из подвала, бьет тот самый долгожданный звук – отрывистые хлопки и писклявый скрежет. Гаусс-винтовки заработали.
Полковник заполошно оглядывается и видит пленного: тот вылезает из-за стальной двери, голый по пояс, ссутулившийся, очень усталый, опираясь на стену. В руках у него – «рейзербек» одного из рейнджеров, взведенный к бою, помаргивал зеленой полоской…
Хэнкс пятится, прикрываясь девчонкой, целя в пси-спеца из «сейбертуса», но на спуск нажать не решается – гадает, остались ли у русского еще силы, чтобы заклинить и его, полковника, гаусс-пистолет, или всё потратил на рейнджеров? Ведь должен же быть у этого медведя какой-то предел прочности, запас сил…
Девчонка подчиняется нажатию его пальцев, вцепившихся в ее худое плечо, послушно идет, бормочет, истерически подхихикивая:
– Снег кружится, снег ложится – снег, снег, снег!
Русский водит стволом влево-вправо, стрелять тоже не спешит – боится, видимо, навредить девчонке, гребаный рыцарь. Его водит из стороны в сторону, как пьяного, от стены к стене. И руки дрожат – хорошо «вложился» во все те пси-фокусы, которые продемонстрировал в подвале.
Но пси-спец наступает, а Хэнкс пятится.
За то время, что Хэнкс провел на объекте «Юкикадзе» (название предложил Удзамаки, гребаный романтик с руками по локоть в крови – где он теперь? Когда успел смыться?!), планировку самого сооружения и прилегающих к нему территорий он выучил назубок.
Теперь он отступает по коридору к саду, примыкающему к восточному крылу здания. Сад в восточном духе, как и всё здесь.
Ударив локтем по кнопке, полковник спиной чувствует, как распахнулись двери, как лизнул затылок холодный ветер.
Они оказываются под открытым небом.
Девушка шепчет, закатывая глаза:
– Кругом с тоской глубокою плывут в страну далекую седые облака…
Холод вцепляется жадными когтями, лезет под униформу и белье. С неба валит снег, засыпает полковника и его заложницу, заметает нагромождения камней в саду, причудливо изогнутые сосны, какие-то реликтовые чудеса селекции, завезенные прямиком с Земли, и тропинку с низкой решетчатой оградой, по которой отступает Хэнкс, таща за собой девчонку.
Тропинка ведет к беседке с круглыми колоннами и изогнутой крышей. Здесь, под открытым небом, их
