«Браунбэк». В углу стоял звездно-полосатый флаг, на стене – портрет президента Нельсона, какие-то фотографии в рамочках, закрытая книжная полка.

– Я так понял, господин лейтенант, вы едва-едва окончили училище, – мягко сказал Стейнбоу, сложив руки на столе. – И поучаствовать в этой преступной военной операции не успели.

– Я следовал к месту службы, – не стал скрывать очевидного Вентухов.

– А как вы относитесь к вторжению Советского Союза на Марс?

– Советский Союз всего лишь пытается вернуть свою законную территорию, захваченную сепаратистами. Военные действия являются ответом на провокации и террористические акты. Прошу также учесть, что СССР и Соединенные Штаты не находятся в состоянии войны, и захват военнослужащих Вооруженных Сил СССР американским боевым кораблем является вопиющим нарушением всех международных договоренностей.

Училищный замполит Носов был бы доволен своим питомцем. Полковник Стейнбоу понимающе кивнул.

– А теперь попробуйте взглянуть на происходящее, временно забыв всю ту коммунистическую пропаганду, которой вас пичкали в Минске. На Марсе живут такие же граждане СССР и других государств Земли, как и вы. Живут и работают, причем уже много лет, там родилось целое поколение. И когда эти люди захотели независимости, причем вполне резонно, Советский Союз начал операцию вторжения.

– Во-первых, ее начал не Советский Союз, а те, кто был против вашей «независимости», – Вентухов уселся поудобнее, чтобы видеть всех троих американцев. – Во-вторых, сначала были теракты в Новом Подольске, Гагарине, Звездочке. По сути, сепаратисты и те, кто за ними стоит, – тут лейтенант многозначительно взглянул на Стейнбоу, – развязали преступную войну против своего же народа. Советский Союз и страны Варшавского Договора не могли остаться в стороне.

Капитан Фрист картинно зааплодировал. Тоже знает русский, собака, подумал Вентухов. Подготовились.

– Хорошо, допустим, – сказал полковник. – Сами понимаете, господин лейтенант, что ваше положение – хуже некуда. Но это ваши похороны, как говорят в Америке. В том смысле, что вам решать, как быть дальше. Никто не знает о судьбе спасательного модуля с крейсера «Ахромеев». Вы можете или глупо погибнуть – к примеру, если мы передадим вас киммерийской контрразведке, – или сохранить себе жизнь, всего-то подписав некое обращение и выступив для средств массовой информации.

– Какое именно обращение? – спросил Вентухов, понимая, куда клонит полковник.

– Обращение к гражданам Советского Союза, к вашим друзьям-военнослужащим. О том, что вы сознательно отказываетесь принимать участие в бессмысленной бойне, призвать их поступить так же, всё разъяснить. Взамен мы предоставим вам политическое убежище и работу на правительство Соединенных Штатов, скажем, в качестве консультанта Министерства обороны. Или какой-то другой структуры, если угодно. Хорошие деньги, дом, машина, глайдер.

– И жвачка.

– Что? – не понял полковник, а потом расхохотался.

Фрист молча поднялся и бросил на стол перед лейтенантом продолговатую разноцветную упаковку. На ней было написано «Орбит» и нарисован апельсин.

– Считайте, что это аванс, – сказал капитан.

Стейнбоу снова рассмеялся.

Вентухов сгреб со стола жевательную резинку и сунул в нагрудный карман.

– Я подумаю.

– Подумайте, господин лейтенант. Хорошенько подумайте.

Его привели обратно, а Бецкого увели те же автоматчики во главе с Дорганом, поэтому даже переброситься парой слов они с Мишей не успели. Оставшись один, Вентухов сорвал упаковку и сунул в рот пару ароматных белых подушечек. Ничего особенного, советская жвачка завода «Калев» почти ничем не отличалась. У американской даже вкус, казалось, теряется куда быстрее…

А ведь полковник прав, скотина такая, подумал Вентухов. Их всех, по сути, не существует. Сколько там