– Пряталась в туалете? – поразился Гейб.

– Я зашла в туалет, когда там никого не было. Залезла в кабинку, закрыла дверцу, – затараторила Миа. – И почти сразу же появились эти женщины. Как только они начали говорить, я затаилась. Разговор был не из приятных.

– И что они сказали?

– Ничего неожиданного.

– Миа! – зарычал Гейб. – Говори, что ты слышала.

– Они гадали, трахаешь ты меня или нет. Потом заговорили про Джейса с Эшем. И вот после его недавнего звонка я задумалась: может, в их словах и есть доля правды?

– Да, я трахаю тебя, – отозвался он буднично. – Это никуда не денется. Но никто не знает наверняка. Мы это уже обсуждали. Они могут думать что угодно, ничего не попишешь. Я не идиот, чтобы разубеждать их. Если им что-то втемяшится, то изменить ничего не удастся. Мне вообще наплевать, что о нас думают. Но пусть изволят относиться к тебе с уважением. Если только я услышу или до меня дойдет, что кто-то сказал тебе нечто подобное в глаза, я немедленно вышвырну его вон.

Добавить было нечего.

Миа намеренно не рассказала о женщине, проникшей к Гейбу в кабинет, хотя ее мучили угрызения совести. Разве он не должен знать, что в его личной жизни копаются? Если на то пошло, то разве правильно утаивать, что о контракте узнали, по крайней мере, в конторе?

От этих мыслей Миа стало не по себе. Она была предана Гейбу. Она ничем не обязана этим женщинам. Если Гейб выяснит, что она знала о том, что кто-то залез в его кабинет, и не сказала, он рассвирепеет.

Миа вздохнула, ненавидя положение, в котором оказалась.

– Что еще? – вскинулся Гейб.

Она виновато посмотрела на него, снова вздохнула, потом ответила:

– Гейб, есть еще кое-что, о чем тебе следует знать.

– Я слушаю.

– Я рассказала не все. – (Он стал мрачнее тучи.) – Там было несколько женщин, и я понятия не имею, кто они. Но они обсуждали… твой контракт. Сначала только гадали. Потом одна сообщила, что контракт не выдумка, она его видела собственными глазами.

– Да как она, черт возьми, могла его видеть?

Миа чувствовала: Гейб не поверил, а если она выложит подробности, то он разозлится всерьез. Оставалось надеяться, что его гнев не испортит им вечер, так как ей вовсе не улыбалось остаться на ночь с