нож.

Подобравшись к навесу, увидели под ним на травяной подстилке трех спящих женщин. Николай сразу узнал одну из медсестер Баюлиса, лежащую посередине.

«Как ее зовут? Кажется, Рита!» – вспомнил Антоненко. Второй попаданки нигде не было.

Девушка не спала, а как обиженный ребенок, сжавшись в комок и прижав к лицу руки, вздрагивая всем телом, тихо стонала. Ее одежда была разорвана, волосы растрепаны, ноги без обуви и грязные.

Указав своим напарникам на соседок пленницы и проведя ножом себе по горлу, Антоненко осторожно приблизился к Рите. Валью и уанка подскочили к спящим и, зажав им рты, вонзили ножи в сердце. От произведенного ими шороха Рита открыла глаза. Увидев воинов с окровавленными ножами, она машинально вскочила, сев на подстилку. Заметив перепуганные глаза девушки и готовый вырваться крик, Николай быстро закрыл ей рот рукой и прошептал:

– Тихо, Рита, тихо… Мы – свои, мы за тобой. Не бойся нас…

Услышав родную речь и свое имя, девушка испуганно посмотрела на Антоненко. Наконец узнав его, Рита немного расслабилась, и из глаз девушки потекли слезы. Николай заметил, что у нее связаны кисти рук. Он аккуратно разрезал ножом сковывавшие их путы. Девушка бросилась к нему на грудь, прижавшись всем дрожащим телом. Ее плач становился громче.

– Тихо, Риточка, тихо, милая… А где вторая? – погладил Николай девушку по голове.

Поняв вопрос, Рита указала рукой на центральный шалаш стоянки.

– Валью – со мной! А ты отведи ее к нашим. – Дав указание воинам, Антоненко двинулся к шалашу.

Подойдя ближе, он изумленно остановился. На стенках шалаша были развешены куски светлой человеческой кожи с различными татуировками на уголовную тематику: с церквами, крестами и надписями на русском языке. Особенно выделялось «Не забуду Одессу-маму».

«Наверное, убитые мужики уголовниками были, – сделал вывод Николай. – Но что они здесь делали?»

Осторожно заглянув в щель между травяным пологом и стенкой шалаша, Антоненко увидел двоих людей. Первым был здоровенный голый гуаро, развалившийся на спине почти в самом центре. Он так храпел, что содрогались тонкие стенки шалаша. Недалеко от него, со связанными за спиной руками, лежала на животе полуобнаженная белая женщина. Она не спала, а тихо всхлипывала. Было понятно, что здесь произошло насилие.

Резко откинув полог в сторону, Николай заскочил в шалаш. Сильным ударом ноги, обутой в тяжелый армейский ботинок, он сделал из мужского достоинства вождя неприличное месиво. От дикой боли тот попытался вскрикнуть и приподняться. Но лезвие десантного ножа, пройдя под нижней челюстью через горло в мозг, не дало этого сделать. Послышались только хрип и бульканье.

Пока Антоненко расправлялся с вождем, Валью перерезал связывавшие руки женщины тонкие лианы. Почувствовав свободу, она обернулась. Увидев произошедшее и того, кто это сделал, женщина попыталась закрыть лицо затекшими руками, но у нее не получилось. Тогда она, неловко прикрыв грудь и отвернувшись, заплакала.

– Все хорошо, родная, все хорошо, мы за тобой, – успокоил ее Николай. – Валью, помоги ей подняться и отведи к нашим. Я сейчас.

Бегло оглядев шалаш, он увидел сваленное в кучу оружие времен Великой Отечественной войны. Сунув пистолет в кобуру и выхватив из кучи немецкий автомат с запасными магазинами, Николай выскочил наружу. Не успел он сделать и пару шагов, как нос к носу столкнулся с одним из дикарей. Не ожидавший такой встречи гуаро застыл на месте. Пользуясь этим, Антоненко полоснул его ножом по горлу. Дикарь, захлебываясь кровью, отпрянул назад, наступив на спящего рядом товарища. Тот, ничего не поняв, громко выругался и попытался подняться, но был придавлен падающим телом. От его крика стали просыпаться и другие. Воспользовавшись суматохой, Николай бросился в кусты. Над его головой пролетел дротик и послышались крики, поднимавшие тревогу. Навстречу выбежал Валью и махнул рукой, показывая направление движения. Стоянка гуаро начала гудеть, как растревоженный пчелиный улей. Обнаружив чужаков, дикари кинулись в погоню.