Викус кивнул.
Когда Грегор убирал меч в ножны, Викус протянул руку, желая коснуться меча. И вдруг неожиданно для самого себя Грегор резким движением отодвинул меч от Викуса.
— Это мой меч. Вы сами мне его вручили, — довольно грубо сказал он.
Быстро же он привык к оружию, не только привык — сроднился с ним!
Удивленный Викус извиняющимся тоном произнес:
— Я не собирался забирать его у тебя, Грегор. Только ты имеешь право владеть этим мечом. — Но все же он вновь протянул руку и слегка повернул рукоять меча. — Я только боюсь, что держа его так, ты можешь пораниться.
— Спасибо за заботу, — буркнул Грегор. — Что ж, мне бы как-нибудь избавиться от этой дряни, которой я покрыт, как панцирем.
Он уже умылся на источнике, но вулканическая пыль по-прежнему покрывала его с ног до головы. Казалось, она намертво въелась в его кожу.
— Отправляйся в больницу, там тебе помогут в этим справиться, — посоветовал Викус.
Грегор был уже у самых дверей, когда Викус его остановил:
— Грегор! Ты демонстрируешь удивительную способность и готовность убивать. А ведь еще год назад ты отказывался даже пальцем дотронуться до меча. Я хочу, чтобы ты помнил: даже на войне есть место выбору. Даже на войне бывают моменты, когда лучше убрать меч в ножны и не давать ему хода, — сказал старик. — Надеюсь, ты запомнишь мои слова.
— Я не знаю, — устало ответил Грегор. Он был слишком измучен, чтобы давать обещания. Тем более что, начав драться, он, как правило, теряет контроль над собой. — Я не знаю, Викус. Не знаю, что и как я буду делать. — Чувствуя, что его слова прозвучали довольно грубо, он кивнул: — Но я постараюсь, — и во избежание продолжения разговора поспешно вышел из комнаты.
В больничном крыле его немедленно поместили в какую-то трубу, наполненную булькающим отваром лечебных трав, которая смывала с его кожи въевшуюся вулканическую пыль и испарения которой вымывали эту пыль из его легких. Лежа в теплой жидкости и чувствуя, как очищаются легкие, Грегор впервые за все эти дни начал наконец свободно дышать. Потребовалась не одна такая ванна, а целых три, пока врачи не констатировали, что он чист — и снаружи, и изнутри. Потом его кожу смазали приятно пахнущим лосьоном. И все время, пока проходили процедуры, Грегору с трудом удавалось удерживать глаза раскрытыми.
Почувствовав у губ какую-то склянку с лекарством, он автоматически глотнул, думая, что это очередная порция отвара. Но сознание вдруг стало мутиться. Грегор схватил стоявшего рядом доктора за рукав:
— Мне нужно идти! Я должен сражаться!
— Нет-нет, еще рано, — мягко возразил врач. — Не волнуйся, война никуда не денется, и на твою всего этого хватит.
— Но я…
Но что-то в глубине души подсказывало: доктор прав. Грегор выпустил его рукав и тут же провалился в глубокий сон.
Открыв глаза, Грегор не сразу понял, где он. Больничная палата показалась ему не только стерильно чистой, но и очень уютной — после стольких дней в дороге. Он осмотрел себя и прислушался к своим ощущениям. Лосьон впитался в кожу и сделал ее снова мягкой и прохладной. Колено, которое он повредил при падении, было перевязано и почти не болело. Кто-то весьма заботливо подстриг ему ногти и даже переодел его в чистое, пока он спал.
Спохватившись, Грегор резко сел на кровати, лихорадочно ощупывая пустоту возле левого бедра. Его меч! Где его меч?!
Он увидел его почти сразу — меч, спрятанный в ножны, стоял, прислоненный к стене, в углу палаты. Разумеется! Не могли же они положить Грегора в постель вместе с мечом!
Даже всего в нескольких метрах от меча Грегор чувствовал себя некомфортно — его взяла досада,
