– Эсме!

– Гм-м.

Нянюшка вдруг сообразила, что толпа зашевелилась, расступаясь будто море и открывая дорожку, которая вела от лестницы к «дювану» в дальнем конце зала.

Костяшки пальцев матушки Ветровоск были так же белы, как и ее платье.

– Эсме! Что происходит? Что ты делаешь! – спросила нянюшка.

– Пытаюсь… остановить… сказку, – ответила матушка.

– А что делает она!

– Позволяет… происходить… событиям!

Толпа тем временем струилась мимо них. Это движение казалось каким-то неосознанным, инстинктивным. Как будто коридор образовывался сам собой.

Принц медленно двинулся вперед по дорожке. За спиной Лили в воздухе колыхались какие-то тени, казалось, будто за ней плывет целая процессия призраков.

Маграт поднялась.

Нянюшке почудилось, что воздух приобрел некий радужный оттенок. Вроде бы даже пение птичек послышалось.

Принц взял Маграт за руку.

Нянюшка взглянула на Лили Ветровоск, которая лучезарно улыбалась, остановившись в нескольких ступеньках от подножия лестницы.

А затем нянюшка Ягг попыталась сфокусироваться на будущем.

Это оказалось ужасно просто.

Обычно будущее разветвляется на каждом повороте, а посему о том, что скорее всего случится, возможно получить лишь самое смутное представление. Даже если вы столь темпорально чувствительны, как ведьма. Но здесь скопились сказки – они обернулись вокруг древа событий и насильно придавали ему новую форму.

Матушка Ветровоск не узнала бы картину квантовой неотвратимости, даже если бы поймала ее, нагло сидящей посреди кухонного стола. А если бы вы произнесли при матушке такие слова, как «парадигмы пространства-времени», то она бы недоверчиво переспросила у вас: «Что-что?». Но это вовсе не означает, что матушка была невежественна. Это лишь означает, что она терпеть не могла разных заумных словечек. Матушка просто знала, что существуют некие определенные события, которые в человеческой истории постоянно повторяются. Нечто вроде трехмерных клише. Сказки.

– Мы тоже стали частью сказки! И я ничего не могу поделать! – хмуро возвестила матушка. – Должно же быть какое-то место, на котором я могла бы ее остановить! Но я никак не могу его найти!

Снова грянул оркестр. Он заиграл вальс.

Маграт и принц закружились в танце по залу, не отрывая друг от друга глаз. Затем к ним осмелились присоединиться несколько других пар. А потом вдруг все закрутилось, будто весь бал был некой машиной, которую снова привели в действие. Опять все заполнилось кружащимися в вальсе парами, и отзвуки светских бесед бесследно канули в музыкальную пучину.

– Может, ты все-таки познакомишь меня со своей подружкой? – спросил Казанунда откуда-то из-под нянюшкиного локтя.

Мимо них в танце проносились люди.

– Все так и случится, – промолвила матушка, полностью игнорируя доносящиеся снизу реплики. – Все-все. Поцелуй, часы, бьющие полночь, ее бегство и потеря стеклянной туфельки, буквально все.

– Поцелуй… Мерзость какая, – ответила нянюшка, облокачиваясь на голову партнера. – Я бы скорее жабу поцеловала.

– А она как раз в моем вкусе, – слегка приглушенно заметил Казанунда. – Меня всегда влекло к властным женщинам.

Ведьмы смотрели на кружащуюся пару. Юноша и девушка по-прежнему не отрывали друг от друга глаз.

– Я могу заставить их споткнуться. Это мне запросто, – предложила нянюшка.

– Ничего не выйдет. Такого просто не может произойти.

– Ну, Маграт девица рассудительная… Более-менее рассудительная, – поправилась нянюшка. – Она должна заметить, что здесь что-то неладно…

– Гита Ягг, я знаю, что говорю, – перебила матушка. – Ничего она не заметит. Во всяком случае, пока часы не пробьют полночь.

Они обернулись и задрали голову. Было начало десятого.

– А знаешь, – сказала вдруг нянюшка, – часы ведь бьют не полночь. Они бьют двенадцать раз. То есть все дело тут в ударах.

Они снова поглядели на часы.

На болоте прокукарекал Легба, черный петух. Он всегда кукарекал на закате.

Нянюшка Ягг преодолела еще один лестничный пролет и привалилась к стене, чтобы отдышаться.