переходная фаза, во время которой остатки острых механизмов продолжают быть доступными воле их носителя (притом одинаково как воле инстинктивной, так и рациональной); и он может или их подавить окончательно, или же без особого труда развить их дальше. Последнее доказано как собственными свидетельствами невротиков, так и врачебным опытом[13]. В тех случаях, когда вместе с возвращающимся успокоением побеждает эгоистическое желание удалиться на долгое время из опасного места или желание достичь материальных выгод, желание это может вмешаться в затихающие уже аффективные механизмы и зафиксировать их. Оно может вновь пустить в действие только – что проторенную склонность к погружению в сумеречные состояния или в припадки; может легкую дрожь испуга с ее первоначальной вегетативной обусловленностью превратить в массивное дрожание и т. д.

Следовательно, для того, чтобы понять отношение между неврозом испуга и истерией, нужно различать двоякого рода тенденции. Первичную тенденцию, первичное направление к бегству и обороне, уже целиком содержащуюся в каждом сильном неприятном аффекте, ей – то и обязаны своим происхождением вытеснения и театральные прикрасы в острых картинах испуга; и вторичную тенденцию, вмешательство которой начинается лишь после потухания острого аффективного толчка, параллельно с возвращением способности осмышления; она только и делает из острого синдрома испуга хроническую истерию. Следуя нынешней клинической терминологии, мы говорим об истерии в узком смысле только в тех случаях, где имело место вмешательство этой вторичной тенденции. В неврозе испуга доминирует острый аффект, тенденция скрывается в этом аффекте; в истерии, возникающей из него или развивающейся чаще из хронического страха за жизнь, доминирует все более и более хроническая тенденция, которая преобразует и использует остатки аффективных механизмов. Первая, реакция испуга, построена совершенно элементарно, инстинктивно, силою всепобеждающей ситуации момента. Вторая, эта вторичная истерия, колеблется на границе между инстинктивным и рассудочным; она, гораздо больше, чем первая, является продуктом всей личности. Это и есть основание, почему мы невроз испуга не можем отделить от истерии, но и не можем их отождествлять.

Но вопрос: является ли острая реакция испуга чисто физиологическим рефлексом с экстрапсихическим действием, или она основывается на истероподобном самовнушении? – На этот вопрос мы, на основании вышеизложенных наблюдений, ответим следующим образом. В острых картинах испуга существование физиологических рефлекторных механизмов доказано с не меньшей достоверностью, чем истероподобные переработки переживаний. Доказательным примером первого рода может служить вегетативно – вазомоторный симптомокомплекс, в котором с психической стороны уже непосредственно включены лабильность и боязливо – депрессивные изменения аффективной жизни, а также бессонница; сюда же надо применить и часть сумеречных состояний, наблюдавшихся Bonhoeffer'ом, производивших впечатление скорее органических, и многие из эпилептиформенных судорог. С другой стороны, наиболее ярким примером непосредственной переработки испуга с истероподобными механизмами может служить сумеречное состояние испуга Ganser'овского типа. Непосредственные острые синдромы испуга колеблются в различных пропорциях между этими двумя полюсами; часто они переплетаются в одной и той же картине, взаимно друг друга подкрепляя и обусловливая.

Показательно для подтверждения родства истерических реакций и инстинктов то обстоятельство, что прекрасные массовые «народные истерии» с богато – выраженной симптоматикой, с рефлекторными механизмами, двигательными бурями, ступорами, параличами и сумеречными состояниями проявляются преимущественно в ситуациях, где особенно сильно затронуты влечения: именно, при эротических конфликтах и смертельной опасности. По наблюдениям, сделанным во время войны, массивные истерии эти развивались не только при острых драматических сценах, связанных с испугом, но еще чаще под влиянием медленно действующего страха за жизнь, а также при уклонении от возможного повторения смертельных опасностей, также в гарнизонах и лазаретах. Обратные отношения наблюдаются при тех неврозах, в которых заключена известная тенденция, цель болезни (Krankheitszweck) и которые не коренятся во влечениях: напр., при рентовых неврозах мирного времени. Они отличаются как раз неясной симптоматикой, неопределенными жалобами, частым отсутствием рефлекторных гипобулических и гипоноических механизмов. Только там, где сильно затрагиваются влечения, вспыхивают в большом количестве старые