через три дня. Свадьбу мы решили не справлять: настроение было не особенно праздничным, так как уголовное дело еще продолжалась, и все было в подвешенном состоянии. Тем более ни его, ни меня не привлекала пышная свадьба с куклой на капоте. В ЗАГС мы пришли вчетвером: я с Германом и свидетели с моей и его стороны. Я почему-то купила себе для этого события зеленое платье с черным бантиком, оно было красивое, но мало походило на свадебное. Стоя в зале регистрации, слушая заученную поздравительную речь работника загса, я прислушивалась к себе, «йокает» сердце или нет. Ничего там внутри не происходило, сердце по-прежнему молчало. И тут вместо свадебного марша Мендельсона, музыканты заиграли «Созрели вишни в саду у дяди Вани…» Гера прыснул, а смех у него очень заразительный, и мы все вчетвером закатились смехом. Рассерженная сотрудница загса, которая как раз в этот момент важно зачитывала что-то умное про брак, со злостью захлопнула папку, из которой она черпала информацию и объявила, что мы теперь муж и жена и можем катиться отсюда, так как не умеем себя вести в приличном месте. С тем мы и выкатились. Сначала мы заехали к Гериным родителям на Ордынку, посидели полчаса за столом, они вручили нам подарок — чайный сервиз, затем мы заехали ко мне домой в Строгино и здесь посидели столько же времени. Оттуда я забрала свое приданое в виде одеял, подушек и тому подобного, причем все это было куплено на деньги Германа за день до свадьбы. А потом Герман отвез меня с моей подругой, которая была свидетельницей, на квартиру, которую он успел снять к нашему бракосочетанию, а сам уехал по делам. С квартирой нам надо сказать повезло. Снять квартиру в советское время было большой проблемой. А Герману не только это удалось, да еще всего за три дня, но он еще нашел квартиру совершенно новую, в которой никто до нас не жил. Молодые люди получили квартиру в новом доме, но решили пожить с родителями, а на квартире заработать, сдавая ее. Квартира была новая и соответственно совершенно пустая. Ко дню свадьбы Герман достал комод, именно достал, так как и мебель просто купить было тогда невозможно, на все нужно было записываться и стоять потом еще в бесконечной очереди. И купил два надувных матраса. Вот на этом комоде мы и распивали с подругой шампанское, отмечая торжественное событие. Через несколько дней Герман уже обставил эту квартиру полностью и даже каким-то образом умудрился провести в нашу квартиру телефон, в новом доме ни у кого еще телефоны не были проведены.

Через короткое время следствие по делу Германа развалилось, через год он и вправду стал миллионером, а мне становилось страшно при мысли, что он мог тогда пройти мимо моей кухни.

Так началась наша совместная жизнь. И вот 23 года как мы вместе, уже бабушка с дедушкой. Герман на протяжении уже стольких лет продолжает окружать меня заботой и любовью. Это не значит, что все у нас было безоблачно. Были и бурные выяснения отношений и не менее страстные примирения. Удары кулаком по столу, так что стоящая на нем аджика разлеталась по потолку, и нежные признания: «Как я счастлив, что ты у меня есть». У меня характер не сахар, да и у Германа очень сложный и жесткий характер. Но он всегда все может загладить красивыми добрыми словами, подарками и сюрпризами, а я на многое смотрю сквозь пальцы, реагируя не на слова, а на поступки. Был такой случай. Как-то раз, когда Герман только уехал из дома по делам, зашла ко мне знакомая в гости и стала рассказывать, что утром поссорилась со своим мужем, он ей обидное слово сказал за какой-то ее промах. И она так обиделась, и сидит у меня, и горько плачет. А тут вдруг возвращается Герман. Я поставила ему в машину банку с молоком, ему надо было ее кому-то отвезти, а закрыла, видно, плохо крышкой, и молоко растеклось по машине. Мало того что и молоко не довез, так еще если где-то хоть капля молока останется, запах потом из машины ничем не выведешь. Вернулся Герман злой и выговорил мне все, что он в этот момент обо мне думал. Герман горячится на меня, а я себе спокойно чай готовлю. Герман дверью хлопнул и уехал. Сидит моя знакомая, глазами хлопает и говорит: «Ты такая спокойная и даже не расстроилась». А я говорю: «Чего