Эвелин стиснула зубы, заставив себя не содрогнуться от прикосновения майора.

— Ставки столь высоки, милорд, что я настаиваю на новой колоде.

Эвелин заметила, как горящее в глазах Крейтона самодовольство немного померкло, и он помедлил, прежде чем подозвать лакея.

Лорд Уэстлейк лично принес новую колоду карт, а потом сел рядом с непроницаемым лицом, чтобы понаблюдать за игрой.

Эту партию Эвелин выиграла. Она забрала со стола драгоценности леди Уилберн. Крейтон побагровел, однако у него хватило духу улыбнуться и раздать карты снова.

Его руки заметно дрожали.

— Мне кажется, вы уронили карту, милорд, — сладко протянула Эвелин.

По толпе стоявших вокруг зрителей пронесся ропот. На лбу майора выступили капли пота, и он отер их кружевным платком, спрятав в складках туза.

— Что вы поставите на кон теперь, милорд? — спросила Эвелин.

Крейтон попробовал еще одну уловку.

— Мы все еще играем на вашу благосклонность, миледи. Так что если я выиграю, игра заканчивается, и вы становитесь моей любовницей.

Желудок Эвелин болезненно сжался. Никогда.

— А если выиграю я?

— Я на вас женюсь, если пожелаете.

Эвелин улыбнулась. Дерзость майора ее забавляла. Она едва сдерживалась, чтобы не рассмеяться.

— Моему мужу может не понравиться подобное предложение, — произнесла она. — Но я могу использовать в качестве ставки кое-что другое, милорд.

Она вытащила из сумочки письмо Патрика О’Нила. Уэстлейк еле заметно напрягся и сдвинул брови. Крейтон же снисходительно улыбнулся, взял письмо и пробежал глазами по строчкам.

В то же самое мгновение его лицо посерело, и улыбка исчезла с лица.

— Где вы это взяли, черт возьми?

Вот теперь он был самим собой: малодушным жадным негодяем. Насильником, лжецом, шулером.

— Следите за своей речью в присутствии дам, Крейтон, — сделал ему замечание Уэстлейк и потянулся за письмом. — Я поддержу ставку миледи, и поскольку ставки слишком высоки, я буду сдавать лично.

Вокруг играющих собралась толпа. Большинство гостей желало увидеть, как их любимый герой опозорит жену предателя. Леди презрительно усмехались и шептались, прикрываясь веерами и затянутыми в перчатки руками. Ну надо же, Эвелин опустилась до того, чтобы стать куртизанкой. Остальные обсуждали содержание письма.

Лоб Крейтона покрылся капельками пота. Теперь он смотрел на свою соперницу другими глазами. Крейтон потянул за ворот сорочки. Сбежать не удастся — люди стояли вокруг слишком плотно, с интересом наблюдая за напряженной игрой ослепительного майора и жены предателя.

Карты лежали изображениями вниз. Крейтон перевернул одну. Пиковый валет. Толпа вздохнула, и перешептывания начались с новой силой.

Сердце Эвелин отчаянно забилось в груди, когда она перевернула другую карту. На устах дамы червей заиграла милостивая улыбка, как если бы она не знала, что поставлено на кон. Гости, стоящие вокруг стола, вновь зашевелились, однако их голоса стихли. Слышался лишь нервный шорох вееров.

Крейтон вновь отер лицо и перевернул еще одну карту. Туз червей. По лицу майора разлилась улыбка, а в глазах вспыхнула злоба.

— Полагаю, я выиграл.

— Но у леди Эвелин осталась еще одна карта, — предупредил его Уэстлейк.

Пальцы Эвелин слегка дрожали, когда она коснулась кончика карты. Она медленно перевернула ее, не в силах проглотить возникший в горле ком.

Ее глаза расширились от удивления. Рядом с дамой лежал еще один туз червей.

По толпе зрителей пронесся ропот, и со всех сторон послышались обвинения:

— Обман! Жена Реншо жульничает!

Эвелин окружали перекошенные ненавистью лица, люди указывали на нее пальцами, и она в ужасе отшатнулась.

— Проверьте карманы майора.

Слова эти были произнесены столь тихо, что Эвелин почти их не услышала. Но люди, стоявшие рядом с Уэстлейком, подхватили их и понесли дальше.

Крейтон вскочил со своего места, пытаясь освободиться от вцепившихся в его великолепный мундир пальцев, ударяя по роющимся в его карманах рукам. Леди Уилберн вскрикнула, когда из кармана кителя майора достали бубновую даму. Виконт Стенфорд показывал всем туза, спрятанного в носовом платке. Мистер Эллерсби ударил майора по лицу.

— Арестовать его! — выкрикнул Уэстлейк.

Только он один оставался спокойным в царящем вокруг бедламе.

— По обвинению в шулерстве? — спросил кто-то, и Уэстлейк поднял вверх письмо сержанта О’Нила.

— По обвинению в предательстве и даче ложных показаний.

Уэстлейк отыскал в толпе лицо полковника в темной униформе.

— Может быть, вы возьмете это на себя, полковник? — спросил граф, протягивая ему письмо. — Это касается обвинений, выдвинутых против благородного капитана Синджона Радерфорда.

Сдвинув брови, полковник взял письмо.

— Радерфорд? — прохрипел Крейтон. — Это подстроил Радерфорд?

Он в ужасе посмотрел на Эвелин и прочитал ответ в ее глазах.

— Неужели предатели повсюду? — пропищала какая-то леди.

Эвелин взяла ее за руку.

— Успокойтесь, мадам. Благородных джентльменов гораздо больше, чем предателей.

Полковник пробежал глазами письмо, с удивлением посмотрел на майора, а потом нахмурился.

— Неправда! Это ложь и фальсификация! — кричал Крейтон, пытаясь вырваться из рук держащих его людей.

Но те не собирались упускать виновника очередного скандала.

— Этих показаний достаточно, чтобы начать расследование, — произнес полковник. — Обвинения весьма серьезные. Если они подтвердятся, вас повесят, Крейтон.

— Я требую, чтобы сержант О’Нил явился сюда лично! — взвизгнул Крейтон.

— Его возвращению в Англию помешали тяжелые раны, но он уже выздоровел и скоро вернется домой, — спокойно произнес Уэстлейк. — Есть еще несколько человек, желающих встать на защиту капитана.

Полковник вытащил из ножен саблю, подошел к съежившемуся от страха и хныкающему майору Крейтону и срезал с его мундира знаки отличия.

— Вы опозорили этот мундир, сэр! Уведите его.

Забрав со стола драгоценности и векселя, Эвелин вернула их владельцам с помощью Марианны.

Когда все было сделано, она тронула Уэстлейка за рукав.

— Где Синджон?

Граф указал взглядом на скрытый за занавеской альков, и Эвелин поспешила туда, никем не замеченная. Общество наслаждалось обсуждением нового скандала, позабыв наконец о ней.

Эвелин проскользнула за занавеску в надежде оказаться, наконец, в объятиях Синджона. Но комната была пуста.