— Даже в этом случае мы останемся мужем и женой! — выпалил Саймон.

— Да? — удивилась Нелл. — Ради меня ты готов обречь себя на нищету?

— Да, — с неожиданной для самого себя готовностью подтвердил Саймон.

На ее лице появилось выражение сомнения, неуверенности, потом мелькнул… страх.

Наконец ее лицо обрело каменное выражение.

— Говорить ты умеешь, — усмехнулась Нелл. — Я убеждалась в этом много раз.

— Ты сомневаешься во мне?

— Ты не имеешь ни малейшего понятия о том, что такое быть бедным. Не имея ни гроша в кармане, ты первым делом забудешь о своих чувствах ко мне. Вот так.

Он откинулся на спинку сиденья и замолчал. Потом негромко проговорил:

— Полагаю, ты права. Я действительно не знаю, что такое бедность.

Зато он отлично знал, что такое богатство, и ему нравилось быть богатым. Его пугала мысль о том, как он будет содержать свою семью — учить детей из семей среднего класса музыке? Нелепо и смешно!

— Но я все равно найду способ содержать семью, — упрямо сказал он. — Если уж дело дойдет до этого, я что нибудь придумаю. Ты и я…

Он замолчал, не в силах подобрать нужные слова, чтобы убедить ее в существовании сотни причин не падать духом, потому что у них есть будущее. Подобные мысли были внове для него, и он был этим удивлен не меньше, чем удивилась бы она, услышав их.

Раньше, когда он был одинок, ему никогда не приходилось всерьез думать о будущем, о том, что принесут ему грядущие годы. Он всегда жил сегодняшним днем и проводил свои дни в погоне за сиюминутными удовольствиями.

Нелл научила его по новому относиться ко времени. Теперь он думал и о завтрашнем дне. Теперь, сидя за роялем, он играл не для всех, а для нее, чтобы она услышала и подошла ближе.

Саймон смотрел на нее со все возрастающим удивлением и понимал, что с тех пор как она вошла в его жизнь, он уже не чувствовал себя одиноким.

— Я бы обязательно что нибудь придумал, — повторил он, — но до этого не дойдет, Нелл. Дотри уверен, что мы выиграем суд. И эта серебряная ложка послужит нам на пользу.

Она отвернулась. Очевидно, ее эти слова никак не тронули.

Тогда он попробовал другую тактику.

— Аннулирование брака — это обычная процедура, предусмотренная законом. Никакого тайного заговора против тебя не было. Подумай об этом, Нелл. Когда мы впервые увидели друг друга, ты грозила убить меня, ты говорила как преступница. Я не знал о тебе ничего, если не считать твоего настойчивого желания убить меня и потрясающего внешнего сходства с женщиной, которую я очень недолюбливал. Разумеется, я хотел обезопасить свое будущее на тот случай, если мы с тобой не поладим. Я думал, ты…

Она взглянула на него, и в ее глазах блеснуло что то подозрительно похожее на слезы. У него перехватило дыхание. Она плачет?

— Ты отнесся ко мне как к животному, — прошептала она. — Да, ты поступил очень умно.

Ему смертельно захотелось схватить ее в свои объятия, и только осознание того, что ей это сейчас не понравится, удержало его от этого.

— Послушай меня, — сказал Саймон. — Да, я должен был предупредить тебя, что наш брак может быть расторгнут. Да, мной руководила трусость. И я прошу у тебя прощения за это. Что было, то было. Теперь я отношусь к тебе совсем по другому. Ты моя жена перед Богом и людьми.

— Почему я должна верить тебе сейчас, если ты обманывал меня в прошлом? — Она вздернула подбородок. — Скажи, почему я должна всецело доверять человеку, который с гордостью заявляет, что ему плевать на мнение окружающих?

Ее слова попали в цель. Он почувствовал, как его сердце пронзила острая боль.

— Ты что же, думала, я отправлю тебя обратно в трущобы? — с ужасом догадался он. — Это такого мнения ты обо мне?

Она презрительно пожала плечами:

— Ты лгал мне, потому что тебе так было удобнее. Потому что ты понимал — если я узнаю о возможности расторгнуть брак, то не лягу с тобой в постель.

— Это возмутительное оскорбление! Самое невероятное…

— У тебя есть другие объяснения?

— Ты вела себя как пугливая лань.

Боже, эти слова прозвучали совершенно неубедительно даже для него самого. В отчаянии он беспомощно провел рукой по волосам и замолчал.

Карета замедлила ход и въехала во двор дома Рашденов.

— Я получу свои деньги, — заговорила первой Нелл, — а потом мы еще посмотрим, кто станет инициатором расторжения брака. Возможно, Дотри не откажется рассказать мне, как от тебя избавиться.

Саймон холодно усмехнулся. Отлично! Всего несколько часов назад она целовала и обнимала его, а теперь собирается развестись с ним.

— Дотри не станет тебе помогать, — заметил он.

Она гневно ударила рукой по сиденью.

— Да кто ты такой, чтобы останавливать меня?!

Ярость? О, с этим Саймон знал, что делать. Наклонившись к ней, он отчетливо произнес:

— Я твой муж, граф Рашден.

— А я графиня, — уже без всякого гнева вспомнила Нелл.

— Вот именно. И какое бы решение ни принял суд, это не изменится. Я так и останусь графом Рашденом, а ты графиней, моей женой. И если ты думаешь, что я не имею над тобой никакой власти, ты гораздо наивнее, чем я предполагал.

— Меня никак нельзя назвать наивной, и теперь я отлично вижу твое истинное лицо.

— Да? И продолжаешь считать, что мне нельзя доверять? Вспомни, как только ты незаконно проникла в мой дом, я мог бы запросто сделать с тобой все, что угодно, — и это было бы похуже брачного предложения. Заметь, я мог бы сделать это очень просто! Ты хотела убить пэра Англии! Закон был бы на моей стороне, моя прислуга тоже. И ты это знала! Тогда ты не была наивной. И все же ты осталась в моем доме. Почему? Потому что ты тогда доверяла мне. Ты верила, что я не причиню тебе вреда. Разве я не оправдал твое доверие? Я хоть раз поднял на тебя руку или показал свою власть над тобой?

Нелл слушала Саймона, и ее лицо постепенно бледнело, а глаза становились шире.

— Что? Я должна восторгаться тем, что ты не погубил меня?

— Нет! — резко ответил он. — Ты никогда не восторгалась мной, но рассчитывала на свою веру в меня. Ты и сейчас на нее рассчитываешь, хоть и не хочешь в этом признаться даже себе. Карета, в которой ты едешь, дом, в который ты возвращаешься, замки на дверях твоей спальни, одежда, которую ты носишь, — все это мое. Я могу отобрать у тебя все это, запереть тебя в спальне и приказать слугам забыть о твоем существовании. Я могу сделать все, что пожелаю! И все же ты почему то не дрожишь от страха.

— А надо бы, наверное, — прошептала Нелл.

— Тогда решай, — не терпящим возражения тоном произнес Саймон. — Это я злодей, не заслуживающий твоего доверия? Или это ты трусиха, которая боится собственных чувств, хотя я давно уже доказал тебе, что мне можно доверять?

Карета остановилась. Между Нелл и Саймоном воцарилось молчание.

— Так что ты решила? — спросил он наконец.

Ее губы шевельнулись, но все же она не произнесла ни слова.

— Очень хорошо, — сказал он. — Тогда позволь мне освободить тебя от необходимости признаваться в трусости. Пусть это я злодей. Так вот, я никуда не отпущу вас от себя, Корнелия Сент Мор. Нравится вам это или нет, вы останетесь моей женой.

Лакей открыл дверцу кареты. Нелл продолжала смотреть на мужа с каменным лицом, не двигаясь с