Почему такое замешательство, джентльмены? В мои намерения не входит лишать ее жизни – по крайней мере сегодня.

Она побрела за ним, не помня себя, миновав сгрудившихся слуг на пороге комнаты с трупами; среди прислуги она разглядела раскачивавшуюся Парсонс, что-то бормотавшую себе под нос. Доминик решительно провел ее по коридору и вывел через парадную дверь на воздух, во власть тумана и холодного ветра. Мариса не сопротивлялась, двигаясь как во сне. Впечатление усилилось, когда он повел ее дальше по аллее, свернув затем в густой кустарник.

Она не спрашивала, куда он ее тащит и зачем, и нисколько не удивилась, когда они вышли на поляну, где стояли лошади, которых держал под уздцы взволнованный человек. Его лицо было невозможно разглядеть из-за широких полей грубой деревенской шляпы.

– Наконец-то! Как я заждался! Думал уж, не отправиться ли мне восвояси. Не та ночка, чтобы спокойно ждать в темноте…

– Молодец, что дождался. – Послышался звон монет.

– Вы не обманщик. Я это сразу понял, как только вас увидел. Теперь я довезу вас и леди до места, где припасена лодка. Тогда и отдадите мне вторую половину, как условились.

Незнакомец вскочил на лошадь. Не сопротивляясь и не произнося ни слова, Мариса почувствовала, как ее сажают боком в седло; рядом устроился Доминик, крепко обхвативший ее одной рукой за талию.

Он тоже помалкивал. Трясясь на лошади в густом влажном тумане, Мариса поймала себя на ощущении, что все это с ней уже происходило и что она отправилась назад, в прошлое. В конце концов туман полностью поглотил реальность; осталось только движение лошадиных лопаток, биение сердца у ее плеча и удерживающая ее крепкая рука, липкая от крови, медленно стекающей ей на платье.

«Где я? Зачем я здесь?» – недоумевала Мариса. Ни закопченный потолок с дубовыми брусьями, ни обшитые деревянными панелями стены не могли дать ответа, а больше Марисе было негде его искать, разве что в камине, успевшем жарко натопить тесную каморку.

Она смертельно устала. Платье еще не высохло после морских брызг, она морщилась от горечи во рту. Она помнила, как ее выворачивало в лодке, доставившей их из укромной бухты на побережье Корнуолла в просторную гавань Плимута. Еще ей запомнился лес мачт; их лодчонка, освещая себе путь слабым фонарем, лавировала среди больших кораблей, приплывших сюда со всех концов света и сонно покачивавшихся на якорях. К тому времени, когда они наконец причалили к берегу и поднялись по щербатым каменным ступенькам в конце причала, Мариса почти перестала воспринимать окружающее; ей казалось, что ее вывернули наизнанку и что она вот-вот упадет замертво.

Вокруг нее раздавались голоса; на ее мокрые плечи накинули плащ и помогли преодолеть лестницу. Потом она очутилась в тепле, среди шума и грубых голосов, почувствовала запах кислого вина, эля и жирной пищи. Через какое-то время ее затащили наверх и положили на узкую жесткую кровать; она осталась одетой, даже не сбросив изуродованных, насквозь промокших туфель.

Она и не пыталась преодолевать безразличие. Ей совершенно не хотелось неприятных воспоминаний; ею владело ощущение, что она проделала долгий путь, не покидая замкнутого пространства, в котором начались ее жизненные испытания. Побыв какое-то время изящной леди, она опять превратилась в беспризорницу.

Дверь открылась, и от ударившего в ноздри запаха еды у Марисы заныло в желудке. Запыхавшаяся круглолицая служанка с выбивающимися из-под грязного чепца темными волосами поставила поднос на единственный маленький столик.

– Тут только вареная говядина с картошкой и немного рыбы. Больше у нас ничего нет. И бутылка вина, потому что здешнюю воду пить нельзя. За еду уплачено, так что можете не беспокоиться. Я не могу с вами оставаться: меня кличут внизу.

Преодолевая усталость, Мариса села. Через минуту она уплетала стремительно остывающую еду, не обращая внимания на запекшийся соус. Она уже забыла, когда ела в последний раз. Она с удовольствием насыщалась, прихлебывая теплое кислое вино и чувствуя, как по рукам и ногам разливаются волны тепла.

Утолив голод, она опять почувствовала себя человеком, однако утомление оказалось еще более сильным, чем перед едой. Корчась от отвращения, Мариса допила остатки вина и поплелась к кровати, чтобы упасть на нее и натянуть одеяло до подбородка. Уставившись на огонь, она стала размышлять, каким образом здесь оказалась и почему лежит, а не выбрасывается в окошко, затянутое занавеской. За плечами у нее остался кошмар, о котором она не могла вспоминать; она пока не уяснила себе, каким чудом осталась жива. Помимо воли перед глазами вставала чудовищная картина: три трупа, самый свежий среди которых – красавчик Филип со снесенной пистолетным выстрелом половиной лица. Потом перед ее глазами предстал Доминик, спокойно и уверенно шествующий под руку с ней мимо напуганных слуг. Доминик!.. Зачем он привез ее сюда?

Ответ на этот вопрос последовал незамедлительно: дверь резко распахнулась и снова захлопнулась. Перед ней предстал он сам. Небрежное движение – и плащ, в который он прежде закутывал ее, упал с его плеч. Один рукав рубахи был закатан до самого плеча, на предплечье красовалась окровавленная повязка. Мариса вспомнила, как кто-то перевязывал его в лодке, пока ее несусветно тошнило и она свешивалась через борт. Повязка сразу пропиталась соленой водой, и он сухо проговорил: «Так же лечили на кораблях его величества тех, чьи спины были в клочья изодраны плетью-девятихвосткой».

Сейчас он выглядел почти так же скверно – видимо, из-за потери крови; скользнув взглядом по свернувшейся фигурке Марисы, он подошел к камину согреться.

Мариса помимо воли задумалась об испытаниях, выпавших на его долю, от которых он стал таким несгибаемым и независимым. Ей припомнились обрывки речи, которую держала перед ней отвратительная Парсонс, и она задрожала под одеялом всем телом. Доминик, бывший в юности неисправимым полудиким бунтарем, превратился, возмужав, в загадку для Марисы, случайно узнавшей о его прошлом больше, чем ей хотелось.

Она следила за ним расширенными испуганными глазами. Этот рослый человек с мужественными чертами лица, бесстрастно оценивавший ее взглядом, оставался для нее совершенно чужим. Не выдержав молчания, она выдавила:

– Зачем ты меня сюда притащил? Наверное, чтобы убить без свидетелей?

Его глаза под приподнятыми черными бровями мерцали, как серебряные зеркальца, в которых ровно