застигнутым врасплох зверем, опасным хищником, способным наброситься на нее в любую секунду.

Еще больше ее пугало то, что он тоже не спешил заговорить. Ей показалось, что он облегченно перевел дух, поняв, кто сидит, сжавшись в комок, в углу скамьи. Он остался стоять на прежнем месте, не сводя с нее глаз. Она не могла прочесть на его лице ничего, кроме усталости. Наконец, не вынеся зловещего безмолвия, Мариса неуверенно проговорила:

– Я не… я не собиралась тебя беспокоить. Просто я задремала…

Он усмехнулся:

– Должен признаться, я удивлен, что застал вас дома в столь ранний час, мадам. Видимо, вы кого-то ждали? Уж не гонца ли с добрыми вестями?

Мариса выпрямилась и вскрикнула от боли: оказалось, что она отсидела ногу. Она принялась ожесточенно растирать ее, что помогло ей опомниться. Он неизменно ворчал на нее, в чем-то обвинял, хотя сам и был причиной всей боли и всех несчастий в ее жизни. Зная это, он продолжал карать и унижать ее – по каким-то своим, неведомым ей причинам. Что ж, в этот раз она не станет пригибать голову. Скоро наступит ее черед нанести удар.

– У тебя нет наготове ответа?

– Не считаю нужным отвечать на ваши глупые обвинения, сэр.

При всей ее неприбранности эти слова были произнесены с такой гордостью, что он, ожидая от нее вспышки ярости, был ошеломлен. Наклонив янтарную головку, она продолжала растирать себе ногу. Доминик помимо воли отметил, что волосы отросли у нее достаточно, чтобы в них можно было вплести ленту, и падают на плечи безыскусными кудрями. Она походила на ребенка: длинная тоненькая шейка, обиженное личико… С другой стороны, для него не составляло секрета, как много она познала за прошедшие несколько месяцев. Он догадывался, что за личности выступали в роли некоторых ее наставников. Не вызывало сомнений, что она появилась на свет с готовым набором уловок и хитростей, помогающих ей добиваться своих целей. Он не забыл, что она залезла к нему в карман в первую же их встречу, притворяясь при этом до смерти напуганной; по прошествии считанных минут она уже попыталась заманить его в ловушку. Сейчас она играла в другую игру. Он с трудом удерживался, чтобы не схватить ее за плечи и не вытрясти из нее всю правду; он не остановился бы на этом, а тряс до тех пор, пока с нее не свалилось бы платье и она не предстала перед ним нагая и покорная – такая, какой он запомнил ее лучше всего… Ни разу в жизни ему еще не попадалась женщина, которая не скрывала бы за невинной улыбкой продажную душу.

Желание наброситься на нее было таким сильным, что ему пришлось спрятать руки в карманы кожаных штанов; но и тогда дьявол, сидевший у него внутри, не перестал побуждать его взять то, что принадлежит ему по праву, заставив ее сопротивляться, а потом покориться. В следующую секунду он поморщился от боли в руке и выругался. Нет, он вполне может без нее обойтись. Ей вообще нечего здесь делать! Кто позволил ей уютно устроиться в его любимом убежище? Наверняка она чего-то ждала. Господи, чего же? К чему стремились те, кто напал на него у портовой таверны, – убить его или просто ранить, что и произошло? Каких новостей дожидалась здесь его благоверная? Что ей вообще известно?

Словно угадав его зловещие мысли, Мариса подняла голову, и он помимо воли обратил внимание на сияние в ее глазах. Какое лицемерие! Его негодование было тем более сильным, что он не забыл, что в свое время – правда, совсем недолго – его отношение к ней было другим.

Мариса не могла прочесть его мысли, а только видела суровое выражение его лица и чувствовала на себе его тяжелый взгляд. Ей было боязно встречаться с ним глазами, однако она сердито одернула себя: какие могут быть страхи, разве осталось что-нибудь, чего бы он еще над ней не совершил? Она отбросила все воспоминания и сосредоточилась на одном: ее долг перед самой собой – завоевать свободу.

Его молчание не предвещало ничего хорошего. Как понять горькие обвинения, которые он бросал ей в лицо? Одновременно у нее не выходили из головы загадочные слова графа ди Чиаро. Однако, заставив себя бесстрашно встретить его взгляд, она вспомнила, что перед ней непримиримый враг, единственный человек на свете, для ненависти к которому у нее есть веские причины.

– Кажется, мое присутствие тебя не радует, – сказала она нарочито безразличным голосом, негодуя за его бесстыдный, раздевающий взгляд. – Я отсидела ногу, но уже могу встать. Если не возражаешь, я уйду к себе. Оставайся один.

Он протянул руку, и она невольно отпрянула. Он с усмешкой схватил ее за руку и рывком поставил на ноги.

– Ты считаешь меня злобным? С чего бы тебе так говорить, маленькая чертовка? Я старался и стараюсь ни в чем тебе не мешать. По сути дела, сейчас мы впервые за долгое время уединились. В последний раз ты называла меня не иначе, как милорд, была холодна как лед и страшно сердита, что, однако, не помешало тебе в конце концов уступить мне. Наверное, ты взяла это за правило?

Она ахнула словно от удара и воинственно откинула голову.

– Тогда я еще не до конца разобралась, что вы собой представляете, милорд. Я еще сохраняла наивность. На сей раз вы не сумеете так легко меня одурачить своей хитрой и жестокой игрой, как вы сами это называете.

– Я называю это игрой? Боже, мадам, сколько же можно лицемерить? Вы сами спланировали игру, сами в нее меня вовлекли и считали, что одержали победу.

Она не оставляла попыток вырваться, но он все сильнее сжимал ей руку, грозя раздробить тонкие косточки ее кисти. При этом рана в правой руке причиняла ему мучительную боль, и его уже трясло как в лихорадке. Ему следовало не удерживать ее, а выгнать вон, но она раздразнила его, и он был полон решимости до конца разобраться с этой двуличной негодницей. Сколько можно разыгрывать оскорбленную невинность?

Она стиснула зубы от боли, которую он ей причинял, смертельно побледнела и прекратила сопротивление, но только чтобы возобновить его спустя несколько секунд с новой силой. Зачем она так упрямится? Зачем вообще сюда пожаловала?

– Я бы меньше тебя презирал, если бы ты не была такой бесчестной, – проскрежетал он. – Я потерял бдительность и позволил опутать себя узами брака, но потом, в тюрьме, куда меня бросили подручные твоего приятеля Фуше, у меня было достаточно времени хорошо поразмыслить. Тебе следовало заранее меня предупредить, что мне уготована роль супруга-рогоносца!

Боль в кисти стала настолько нестерпимой, что она была близка к обмороку. Его слова доносились до нее откуда-то издалека. Она принялась колотить и до крови царапать его свободной рукой.