давно перестала быть цыганкой и наивным ребенком, которого ему вздумалось назвать своей женой, чтобы публично отвергнуть спустя считанные дни. Доминик Челленджер, или виконт Стэнбери, как он почему-то предпочитал называть себя теперь, скоро обнаружит, что вынужден считаться со своей нелюбимой женой.

Роскошный лондонский особняк герцога Ройса, казавшийся Марисе огромным, был в этот вечер набит людьми до отказа. Приближалась полночь, однако гости, привыкшие к ночной жизни, не думали расходиться.

Казалось, виконт Стэнбери твердо решил оповестить о своем возвращении в Англию весь высший свет. Теперь он не смог бы внезапно исчезнуть, не вызвав громкого скандала.

Обнимая за талию очаровательную Салли, не перестававшую заливисто хохотать, Доминик с мрачным удовлетворением озирал бальный зал. Среди прочих выделялись своим количеством и видом старые кумушки – можно себе представить, о чем они шепчутся, прикрываясь веерами! Блудный сын Ройса вернулся, чтобы требовать наследство! Притом он никакой не калека и не урод, если не считать небольшого шрама на лице, придававшего его хищному лицу еще более интересное, опасное выражение…

– Я рассказала всем, что ты ведешь жизнь, полную приключений, и нажил целое состояние, пиратствуя в водах Вест-Индии. – Салли, как всегда, прыснула. – Надеюсь, ты не станешь возражать? Ведь ты не сказал даже мне, чем занимался все эти годы, поэтому мне пришлось прибегнуть к выдумкам, чтобы сплетникам было чем развлекаться на протяжении нескольких недель. Держу пари, после твоего неожиданного появления они только о тебе и судачат. Я чуть было не упала в обморок, когда нас познакомила в ту ночь мадам де л’Эгль. Но почему ты не предупредил о своем возвращении Марису? Нехорошо с твоей стороны!

– Ты полагаешь? Будем считать, что мне захотелось преподнести ей сюрприз. Впрочем, милая, я никогда не вел себя ни честно, ни достойно. Так что поберегись!

От Марисы, появившейся в зале с высоко поднятой головой, не укрылось, как красноречиво прижимаются друг к другу темноволосый Доминик и светловолосая Салли, и с какой готовностью она отвечает смехом на его шутки. Салли слыла легкомысленной кокеткой, но зачем так афишировать свою близость? Она подавила внезапный приступ беспричинного гнева. В следующее мгновение ее окружила толпа; бесчисленные друзья и просто знакомые клялись, что смертельно соскучились по ней, и коварно осведомлялись, почему она утаивала от всех, что скоро в Лондон пожалует ее супруг.

– По той простой причине, что я сама об этом не знала, – отвечала она как ни в чем не бывало. – От моего мужа приходится ждать чего угодно.

Муж не торопился навстречу жене, предпочитая оставаться рядом с Салли. Мариса изо всех сил изображала улыбку. Внезапно откуда ни возьмись перед ней вырос граф ди Чиаро. Любезно поклонившись, он поднес к губам ее безжизненную руку.

– Без вас Лондон потерял всю свою прелесть, мадам, – проговорил он негромко, но многозначительно, пристально глядя в ее застывшее лицо. – Однако я надеялся, что вы возвратитесь именно сегодня, потому и поспешил сюда. Позвольте поздравить вас со счастливым воссоединением с супругом.

Появление графа стало для нее еще одним напоминанием о злосчастных происшествиях, которые она изо всех сил старалась выбросить из головы. Как он добился приглашения? К счастью, она смогла избежать продолжения разговора: пробормотав какую-то любезность, напрочь лишенную смысла, она двинулась дальше, приветствуя «своих» гостей. В толпе оказалась даже леди Джерси с вытаращенными от любопытства глазами, а также улыбчивый и изысканный граф де Брассер – тот самый, который так настойчиво расспрашивал ее о Бонапартах. Кто же среди этих радушных и воспитанных людей Убийца? Уж не сам ли Доминик?

Шрам на внутренней поверхности ее бедра напомнил о себе внезапным жжением, и ей почудилось, что от окружившей ее публики следовало бы спасаться бегством, не разбирая дороги. Даже темные улицы за стенами особняка казались ей сейчас дружелюбнее, чем это блистательное собрание изысканно одетых людей. Впрочем, поддаться внутреннему голосу у нее не было возможности: рядом с ней неожиданно очутился Доминик, ухвативший ее за руку и утащивший ее из-под самого носа у трех знающих свое дело пожилых сплетниц, одна из которых утверждала, что водила знакомство с матерью виконта Стэнбери, и на этом основании считала себя вправе задавать бестактные вопросы.

– Я решил, что пора тебя вызволять, любимая. – Он сопроводил свои слова холодной улыбкой. – Не желаешь ли выпить? Возможно, шампанское придаст твоим глазкам утраченный блеск.

Ее тошнило от его двуличия и властного прикосновения к ее руке. Его хватка усилилась, чтобы она, чего доброго, не вздумала вырываться.

– Прошу прощения, милорд, но я не стану пить в обществе убийцы моего отца.

Ей стало больно от впившихся в ее руку железных пальцев. Его дыхание участилось – или ей это только показалось?

– Значит, ты осведомлена?

– Это все, что ты можешь мне сказать? – возмущенно прошипела она, забыв о толпе гостей. – Да, я все знаю! Неужели останусь в неведении? Этот фарс, именуемый нашим браком, не продлится долго, помяни мое слово!

– Потише! – зловеще прошептал он, не разжимая зубов. – Если ты не угомонишься, я найду способ тебя утихомирить, моя дорогая коварная женушка! Не забывай, что продолжение этого, выражаясь твоими словами, фарса выгодно тебе ничуть не менее, чем мне.

Он остановил протискивавшегося мимо них лакея и взял у него с подноса бокал с шампанским, чтобы выпить в честь супруги, – полный семейного благополучия жест с точки зрения всех, кто за ними наблюдал. Не выпуская ее руку, он прикоснулся бокалом сначала к своим, потом к ее губам.

– Почему бы не выпить в ознаменование нашего вновь обретенного согласия? На сей раз по крайней мере оба мы не заблуждаемся. Если ты откажешься пить, – добавил он яростным шепотом, – я буду вынужден насильно влить этот бокал тебе в глотку.

Она выпила и даже изобразила улыбку, после чего прошептала, глядя в его холодные глаза:

– Я пью за твою погибель, презренный убийца!

Он помимо воли сузил глаза, мускулы на его лице напряглись.