вернулась, обнаружила, что муж уснул. Она подавила желание вглядеться в это красивое лицо, выглядевшее во сне совсем по-другому, словно суровые черты неожиданно смягчились, а постоянная грусть растворилась в дымке грез.
Синара поставила бутылку и стакан и подошла ближе, решая, стоит ли укрыть Мерлина. Огонь скоро погаснет, и к утру муж окончательно замерзнет.
Она так долго колебалась, что не заметила, как Мерлин открыл глаза, и вскрикнула от неожиданности, когда он, выбросив вперед руки, мгновенно притянул ее к себе на колени.
— Что ты делаешь? — прошипела она, пытаясь вырваться.
— Я видел сказочный сон, в котором царила ты, но твое появление пробудило меня, — поддразнил Мерлин, лукаво улыбнувшись. — Тогда я подумал, что достоин более теплого приема, чем тот, который мне оказали раньше.
Синара окинула мужа свирепым взглядом не потому, что злилась — просто он оказался сильнее. Как бы, не нарушая правил приличия и не вступая при этом в драку, высвободиться из его объятий? Если он думает, что она снова отдастся ему, как в тот раз — сильно ошибается. Тогда она сделала это ради Брендона.
— Отпусти меня.
— Не отпущу, пока не поцелуешь.
— Вот еще! Не имею ни малейшего желания попусту время тратить! Да и кресло это ужасно неудобное!
— Мы всегда можем найти местечко поудобнее — мою постель.
Синара напрасно упиралась руками в мускулистую грудь.
— Только потому, что я уступила шантажу однажды, не означает, что я вновь приму предложение.
— Прекрасно. Если желаешь упрямиться, чтобы гордость не пострадала, пусть будет так. Но пока ты рядом…
Прежде чем Синара успела запротестовать, он припал к ее губам. Времени отстраниться не было — поцелуй становился все крепче, опьяняя, возбуждая до такой степени, что Синаре хотелось лишь одного — навек растаять в объятиях мужа. Он сумел растопить холод, сковавший жену, и этот поцелуй был не обыкновенным соприкосновением губ, эротическим танцем языков, а слиянием душ, безмолвным разговором сердец. Потрясенная неожиданным открытием, Синара пыталась ускользнуть, но сопротивление скоро ослабло. Невероятная благоговейная нежность его поцелуя уничтожила решимость бороться. Язык Мерлина, бархатисто-мягкий, словно обволакивал ее рот, лаская, гладя, ища утешения… И Синара почему- то понимала, что поцелуй доставляет Мерлину такое же наслаждение, как и ей. Казалось, протекла вечность, пока она снова и снова узнавала его. Ее тело, не желавшее ничего знать о гордости, раскрылось навстречу ему, как цветок, под дарующим жизнь солнцем; радостное тепло пронизывало все ее существо, а поцелуй становился все более страстным, все более требовательным. И она отвечала. Как можно было не ответить, когда она совсем потеряла голову?
— Господи милостивый, что же это? Что в тебе так опьяняет, Синара, и лишает меня разума? — пробормотала он, поднимая голову, чтобы взглянуть ей в глаза. — КТО ты, любимая? Ведьма, заколдовавшая меня? Кажется, я искал тебя всю жизнь, но теперь, когда держу в объятиях, знаю, что ты мне не принадлежишь, потому что лишен твоей любви, знаю, что растоптал твою гордость в ту ночь. Но теперь мы оба кое-что усвоили, не так ли?
Синара потрясенно уставилась на мужа. Никогда раньше она не слыхала от него таких нежных слов. Это он казался волшебником, его слова оплетали магической паутиной грез ее сердце, так, что горячая волна счастья захлестнула Синару. Ей неожиданно показалось, что они знали друг друга всегда. Беспредельность этой мысли испугала ее, и она поспешно отстранилась. Мерлин разжал руки:
— Как мне заставить тебя понять?!
— Что именно? — резко спросила она, поднимаясь, расправляя платье и изо всех сил стараясь казаться безразличной.
— Что есть нечто, всегда соединявшее нас, то, чего мы не можем точно определить.
Он прав, прав и говорит вслух то, о чем не осмеливалась подумать Синара. Между ними существует какая-то внутренняя глубинная связь, которую почти невозможно объяснить… и оба произнесли брачные обеты перед священником, клятвы, которые она не могла нарушить, а теперь и не хотела, особенно после той ночи… Отныне Синара навеки принадлежит этому темноволосому красавцу, сумевшему зажечь в ней пламя. Однако пока еще не время открыть мужу свои пробудившиеся чувства.
— Ощущение, что мы связаны невидимой нитью, не меняет того обстоятельства, что наш брак — брак по расчету.
— Это зависит от того, сколько еще времени ты будешь стараться сохранять его таковым.
— Не возлагай вину только на меня, Мерлин. Синара направилась было к лестнице, но муж остановил ее:
— Не уходи, подожди немного. У меня для тебя подарок.
— Подарок?
Мерлин вытащил из кармана маленький сверток и вручил жене.
Синара открыла бархатную коробочку и на мгновение прикрыла глаза, ослепленная радужным блеском. Внутри оказались золотые серьги в виде капель. В середине каждой сверкал большой бриллиант чистой воды.
— Они похожи на слезы, пролитые тобой, когда мы впервые любили друг друга. Они всегда будут напоминать тебе нашу ночь…
Синара вспыхнула от смущения:
— Не знаю, захочется ли мне вспоминать такое. — Опустив крышку, она протянула мужу коробочку. — Не вижу причин отмечать это событие.
Что-то мрачное, болезненное мелькнуло в его глазах, но Мерлин молча взял коробочку и сунул обратно в карман. Синара тут же пожалела о некстати вырвавшихся жестоких словах:
— Я… не хотела обидеть тебя, — запинаясь, пробормотала она.
— Серьги очень красивые, но я предпочла бы забыть ту ночь.
«ЛГУНЬЯ»! — упрекнула она себя.
Губы Мерлина невесело скривились:
— Твое желание для меня закон. Завтра утром едем в Лондон. Успеешь собраться? Я сам буду готов тебя сопровождать.
Он отвернулся, откинул голову на спинку кресла и закрыл глаза.
— Разве ты не собираешься лечь в постель? — спросила Синара, не зная, что сделать и сказать. Так не хотелось оставлять мужа, особенно сейчас, когда пропасть между ними еще больше расширилась. Ведь что ни говори, а он сумел увидеться с Брендоном.
— Я думал, тебе все равно.
Он взглянул на нее сквозь полуопущенные ресницы, и Синара вздрогнула от холодного безразличия, сменившего пылкую страсть. Не сказав больше ни слова, она вышла. Может, она зря не приняла подарок? Серьги такие изящные, но, вспоминая ту ночь, она вновь и вновь переживала невероятное унижение. Правда, в душе росло новое чувство — острое, настойчивое желание, ПОТРЕБНОСТЬ узнать, изведать освобождение от головокружительного напряжения, державшего ее в плену каждое мгновение, которое она проводила с мужем. Он, очевидно, понимал это.
Синара разделась с помощью Тильда и после ухода горничной услышала шаги Мерлина в соседней комнате. Она настороженно прислушалась, и желание быть с ним охватило ее с новой силой. Но теперь между ними была не только стена. Однако она заплатила за согласие помочь Брендону, так откуда же угрызения совести, ставшие последнее время ее постоянными спутниками… если не считать неотвязного стремления оказаться рядом с мужем. Она никогда не думала, что способна так увлечься.
Прижав ухо к двери, Синара пыталась понять, что происходит в соседней комнате, но там уже было тихо. Прислушивается он к тому, что делает жена?
Синара опустила ладонь на дверную ручку, обвела пальцем холодные завитки, гадая, касается ли сейчас Мерлин старого металла. Но только она успела почти поверить в это, как из соседней спальни донесся скрип пружин.
