внести залог за новую квартиру – побольше, чем моя конура на Десятой улице, и в другом районе, может, в Грамерси-парке или даже Бруклин-Хайтс. Ещё выкинуть всю старую одежду и мебель, и все свои пожитки, и купить строго то, что мне необходимо. Что важнее, я решил перейти с дневной торговли на игровое поле побольше, может, заняться управлением активами, или хеджевыми фондами, или глобальными рынками.

Я торговал чуть больше недели, так что у меня не было представления, как подойти к этому вопросу, но когда я вернулся домой, как по сигналу, у меня на автоответчике обнаружилось сообщение от Кевина Дойла.

Клик.

Би-ип.

“Привет, Эдди, это Кевин. До меня тут странные слухи доходят. Позвони мне”.

Даже не сняв куртки, я схватил телефон и набрал его номер.

– Привет.

– Так что же это за слухи ходят? Бух.

– “Лафайет”, Эдди. Все говорят только о тебе.

– Обо мне?

– Да. Я сегодня обедал с Карлом и ещё несколькими людьми, и кто-то упомянул, что слышал о какой-то фирме по дневной торговле на Брод-стрит – и о каком-то трейдере, который добился феноменального успеха. После обеда я навёл справки, и всплыло твоё имя.

Я улыбнулся и сказал:

– Вот как?

– Эдди, это не всё. Потом я снова говорил с Карлом и сказал ему, что выяснил. Он заинтересовался, и когда я упомянул, что ты мой друг, он сказал, что хочет с тобой познакомиться.

– Прекрасно, Кевин. Я тоже хочу с ним познакомиться. В любое удобное время.

– Завтра вечером ты свободен?

– Да.

Он задумался.

– Так, я тебе перезвоню. И тут же повесил трубку.

Я сел на диван и огляделся. Скоро я отсюда выберусь – но ни секундой раньше, чем нужно. Я представил просторную, красиво обставленную комнату в доме в Бруклин-Хайтс. Увидел себя, стоящего у эркера, смотрящего на одну из тех засаженных деревьями улиц, по которым мы с Мелиссой часто гуляли в летние дни, по дороге из Кэррол-Гарденс в центр, и даже говорили, что когда-нибудь тут поселимся. Крэнберри-стрит. Ориндж-стрит. Пайнэппл-стрит.

Телефон снова зазвонил. Я встал и прошёл через комнату, чтобы снять трубку.

– Эдди, Кевин. Завтра вечером выпьем? В “Комнате Орфея”?

– Отлично. Во сколько?

– В восемь. Давай мы с тобой встретимся в семь тридцать, я объясню тебе кой-чего.

– Договорились. Я положил трубку.

И когда я стоял так, с рукой на телефоне, я почувствовал головокружение и тошноту, и на мгновение опустилась темнота. Потом, сознательно даже не заметив, что я шёл – и прошёл через всю комнату – я вдруг обнаружил, что тянусь к дивану, чтобы на него облокотиться.

Только тут я понял, что не ел уже три дня.

В “Комнате Орфея” я появился раньше Кевина и сел к стойке. Заказал газировки.

Я не знал, чего ждать от встречи, но не сомневался, что будет интересно. Имя Карла Ван Луна мелькало в газетах и журналах все восьмидесятые, оно стало синонимом того десятилетия и его прославленного служения Наживе. Может, теперь он стал тихим и скромным, но тогда председатель “Ван Лун и Партнёры” участвовал в нашумевших мутных сделках с собственностью, включая стройку гигантского и притом сомнительного офисного здания в Манхэттене. Ещё он на заёмные средства скупал контрольные пакеты акций, осуществил бесчисленные слияния и поглощения.

В те дни Ван Лун и его вторая жена, художница-декоратор Гэбби Де Паганис, прочно обосновались в официальной благотворительности, и их фотографии красовались в каждом издании журналов “New York”, “Quest” и “Town and Country”. По мне, так он входил в галерею мультяшных персонажей – с такими людьми, как Эл Шарптон, Леон Хелмсли и Джон Готти – которые создавали общественную жизнь, а мы ежедневно поглощали эту жизнь, а потом обсуждали и анализировали при малейшем признаке провокации.

Помню, к примеру, были мы однажды в Вест-Виллидж с Мелиссой, году так в 1985-м или 1986-м, в Кафе Вивальди, и она оседлала любимого конька, рассказывая о планируемом Здании Ван Лун. Ван Лун давно хотел завоевать для Нью-Йорка титул “Высочайший в Мире”, и предложил построить стеклянную коробку на месте старого отеля Сент-Николаса на Сорок Восьмой улице. В плане он изначально был метров пятьсот в высоту, но после бесконечных протестов его сделали хорошо за триста.

– Что это за блядство с небоскрёбами? – сказала она, поднимая чашку с эспрессо. – Я думала, этот бзик уже в прошлом.

Ладно, небоскрёбы стали идеальным символом корпоративного капитализма и даже самой Америки – как Эйн Ренд называла Здание Вулворта, как оно видится с нью-йоркского порта, “пальцем Бога” – но конечно нам они больше были не нужны, не нужны такие люди, как Карл Ван Лун, которые пытаются запечатлеть свои подростковые фантазии в контуре города. По большей части, в любом случае – говорила она – вопрос высоты более не актуален, это уловка, небоскрёбы стали площадями для рекламных плакатов для всяких продавцов и производителей швейных машин, автомобилей и газет. Ну и чем будет этот? Рекламным плакатом блядских бросовых облигаций? Боже.

Мелисса в такие моменты с редкой элегантностью размахивала чашкой с эспрессо – с соответствующим возмущением, но ни разу не пролила ни капли, и всегда была готова, если нужно, развернуться на 180 градусов и начать смеяться над собой.

– Эдди.

Она всегда так же и успокаивалась – как бы сильно ни завелась. Она могла еле заметно наклонить голову вперёд, может, допить остатки кофе, и стать тихой и спокойной, и эфемерные прядки волос аккуратно свисали на её лицо.

– Эдди?

Я повернулся на стуле, оказавшись спиной к стойке. Напротив стоял Кевин и смотрел на меня. Я протянул руку.

– Кевин.

– Эдди.

– Как дела?

– Хорошо.

Когда мы пожали руки, я попытался выкинуть из головы образ Мелиссы. Спросил его, будет ли он пить – “Абсолют” со льдом – он сказал, что будет. Через пару минут болтовни ни о чём Кевин начал готовить меня к встрече с Ван Луном.

– Он… непостоянен – сегодня он твой лучший друг, а завтра он смотрит сквозь тебя, так что не напрягайся, если он поведёт себя странно.

Я кивнул.

– Кстати, я уверен, что ещё не предупреждал тебя – не делай пауз, не замирай, когда отвечаешь ему, он это дело ненавидит.

Я кивнул ещё раз.

– Знаешь, он сейчас плотно увлёкся работой с MCL-Parnassus и Хэнком Этвудом и… не знаю.

Один из крупнейших медиа-конгломератов в мире, с кабельным телевидением, киностудией и издательскими подразделениями, MCL-Parnassus был из тех компаний, для описания которых журналисты