Я понимаю их звуковые волны.

Я слышу их музыку.

Я перехватываю их телепередачи и даже телефонные разговоры.

Все зависит от того, на что я обращаю внимание. Некоторые слова вызывают у меня более бурную реакцию, чем другие. Например, когда они упоминают обо мне, они называют меня…

Земля.

Гайя.

Или даже Мир.

Они думают, что я просто каменный шар.

Неподвижный предмет, в котором можно делать дыры, чтобы извлекать руду, жидкости и газ, не обременяя себя всякими «пожалуйста» или «спасибо».

Они никогда не задавались вопросом о том, почему я теплая.

Никогда не спрашивали себя, почему я вращаюсь.

Им неинтересно, почему моя поверхность не пустынна, а изобилует жизнью.

Им никогда даже в голову не приходило, что я живу и, самое главное, что я могу мыслить.

Они презирают все, что не похоже на них.

Если у этого нет глаз, значит, нет и разума.

Если у этого нет рта, чтобы кричать, значит, и страдать оно не может.

Мне нужно успокоиться.

Но экспедиция на Южном полюсе не собиралась воровать мою черную кровь. Эти трое искали старые кости, скелеты динозавров.

Какая злая ирония, если бы они только знали, что там на самом деле произошло…

Держитесь, идиоты, сейчас я выплюну вас обратно.

Бутылка вытолкнула из себя пробку и брызнула пенистой струей шампанского в подставленные бокалы.

В 23:00 69 сторонников эволюции и 9 членов жюри собрались в просторном квадратном университетском дворе.

Давид Уэллс подошел к Авроре Каммерер, медленно потягивающей шампанское.

— Вот мы и стали «счастливыми победителями», — сказал он, чтобы завязать разговор.

Она бросила на него взгляд:

— Никакие мы еще не победители.

— Но нас выбрали финалистами. Троих из шестидесяти Девяти, а это уже неплохо.

— Ну, мы можем считать себя победителями и других «конкурсов». Сперматозоид, обеспечивший наше рождение, выиграл у трехсот миллионов конкурентов, — усмехнулась она.

— И в самом деле, все, кто живет на этой Земле, уже победители.

— Живет? Я бы сказала, выживает. Представьте себе, сколько людей понадобилось для того, чтобы наши предки, которым нужно было дожить хотя бы до шестнадцати лет, дали жизнь нашим родителям, которые в конце концов и произвели на свет двух таких ничтожных субъектов как мы. Сколько случайных факторов…

— Избежать эпидемий, голода, войн… — Давид стал развивать ее мысль. — Мы — те, кто выжил, несмотря на все несчастья, свалившиеся на головы наших предков…

— Несмотря на все их ошибки и заблуждения. Они виноваты во многих наших нынешних несчастьях. Нам приходится дорого платить за те ошибки, которые они когда-то совершили.

— С родителями все ясно. А что насчет детей? Какой вы, эндокринолог, видите эволюцию грядущих поколений? — спросил он.

— Будет больше женщин. А что скажете вы, биолог?

— Будет больше людей маленького роста.

— Нормально. Вы говорите так, потому что сами такой… каблуки ваших туфель…

— О! Кажется, меня раскрыли, — улыбнулся Давид.

— Ну да. Каждый полагает, что присущие ему особенности станут непреложным правилом развития всего вида. — Она указала подбородком в сторону: — Взгляните вон туда, на типа,