как хотела, – что, в общем-то, было не так уж трудно.
Иногда я смотрел на нее, пока она спала, и думал, какие воспоминания у нее останутся о хаосе и безумии, пропитавшем первые четыре года ее жизни, эти бесценные годы формирования личности. Мы с Герцогиней всегда старались оградить ее, но дети, как известно, невероятно наблюдательны. На самом деле, какие-то глухие воспоминания у Чэнни остались, и она иногда заговаривала о той сцене на лестнице – и о том, как хорошо, что папа потом улетел в Атлан… Атлантиду, и вот теперь мама и папа снова счастливы вместе. В такие моменты я внутренне обливался слезами, но Чэнни тут же начинала тараторить о чем-нибудь совершенно безобидном, так что эти воспоминания явно не отравляли ей существование. Однажды мне предстоит объясниться с ней, рассказать не только про лестницу, а и про все остальное тоже. Но пока что рано об этом думать – и мне казалось разумным дать ей насладиться блаженным неведением детства, по крайней мере еще хоть какое-то время.
В настоящий момент мы стоим с Чэнни на кухне нашего дома в Олд-Бруквилле и она тянет меня за джинсы и канючит:
– Я хочу в «Блокбастер», я хочу купить «Ох уж эти детки!», ты обещал!
По правде говоря, совершенно не помню, чтобы я обещал что-то подобное, но это заставляет меня уважать дочь еще больше. В конце концов, ей пять лет, а она пытается заключить со мной сделку, причем действует агрессивно и успешно. На часах половина восьмого вечера.
– Ладно, – говорю я, – тогда поехали прямо сейчас, солнышко, пока мама не вернулась!
Я протягиваю ей руки, и она прыгает на меня, обвив мою шею своими тоненькими ручонками, и очаровательно смеется.
– Давай, пап! Скорее!
Я улыбаюсь совершенству моей дочки и глубоко вдыхаю ее восхитительный запах. Чэндлер прекрасна и внешне, и внутренне, и я не сомневаюсь, что она вырастет сильной и в один прекрасный день оставит в этом мире свой след. Что-то в ней обещает яркую судьбу, есть какая-то искра в ее глазах. Я заметил это в тот день, когда она родилась.
Мы решили взять мой маленький «мерседес»-кабриолет – Чэндлер любила его больше всего – и не поднимать крышу, чтобы насладиться чудным летним вечером. Оставалось всего несколько дней до Дня труда, и погода стояла великолепная. Было ясно и безветренно, и в воздухе носилось легкое предчувствие приближающейся осени. В отличие от того рокового дня шестнадцать месяцев назад, я аккуратно застегнул ремень безопасности своей драгоценной дочки и выехал из гаража, ни во что не врезавшись. Миновав каменные столбы на границе нашего участка, я заметил прямо рядом с воротами припаркованный автомобиль – серый четырехдверный седан, «олдсмобил» или что-то в этом роде. Когда я огибал его, из водительского окна высунулся человек средних лет, с узким черепом и короткими седыми волосами, разделенными на пробор, и спросил:
– Простите, это не Крайдер-Лейн?
Я нажал на тормоз. Крайдер-Лейн? О чем он? В Олд-Бруквилле нет никакой Крайдер-Лейн… да и в Локуст-Вэлли тоже нет…. Я взглянул на Чэнни и внезапно почувствовал прилив паники, в тот же миг пожалев, что со мной больше нет ни одного из Рокко. Было что-то странное и тревожное в этой встрече.
Я покачал головой:
– Нет, это Пин-Оук-Лейн. Я не знаю, где тут Крайдер…
В этот самый момент я увидел, что в машине сидят еще трое, и сердце моментально заколотилось как бешеное…
– Держись крепче, солнышко!
Но не успел я вдавить в пол педаль газа, как задняя дверь олдсмобиля распахнулась и из машины вылезла незнакомая мне женщина. Она улыбнулась, махнула мне рукой и сказала:
– Все хорошо, Джордан. Не бойтесь. Пожалуйста, не уезжайте, – и снова улыбнулась.
Я снова поставил ногу на тормоз.
– Кто вы такие? Что вам нужно?
– ФБР, – коротко ответила она, вытащила что-то вроде записной книжки в черной кожаной обложке, открыла ее и показала мне.
Я вгляделся… прямо в лицо мне смотрели три уродливые буквы: ФБР. Они были крупные, ярко-синие, а над и под ними было помельче написано еще что-то официальное. Через мгновение и человек с узким черепом показал мне в окно собственное удостоверение.
Я изобразил улыбку и постарался вложить в голос максимум сарказма:
– Полагаю, вы не пару кусков сахара одолжить приехали, не так ли?
Оба отрицательно покачали головами. Тем временем из седана вышли еще двое агентов и тоже показали удостоверения. Женщина грустно улыбнулась:
– Думаю, вам лучше отвести дочку обратно в дом. Нам нужно с вами поговорить.
– Без проблем. И, кстати, спасибо.
Женщина кивнула, принимая мою благодарность за то, что им хватило такта не заламывать мне руки на глазах у моей дочери.
– А где же агент Коулмэн? – спросил я. – Страсть как хочу наконец с ним познакомиться.
Она снова улыбнулась.
– Я уверена, что это взаимно. Он скоро подъедет.
Я покорно кивнул. Пришло время расстроить Чэндлер: «Ох уж эти детки!» мы сегодня не посмотрим. На самом деле, у меня мелькало подозрение, что произойдут и еще некоторые изменения, которые ей тоже не особенно понравятся, – например, временно будет отсутствовать папа.
– Мы не сможем поехать в «Блокбастер», милая. Мне очень нужно поговорить с этими дядями и тетей.
Она открыла рот… и как заголосит:
– Нет! Ты мне обещал! Ты соврал! Я хочу в «Блокбастер»! Ты обещал!
И она все кричала, пока я ехал обратно к дому, пока я вел ее на кухню, чтобы вверить попечению Гвинн.
– Гвинн, позвони Надин на мобильник и скажи, что здесь ФБР. Меня сейчас арестуют.
Гвинн испуганно закивала и поспешно повела Чэндлер наверх. Как только они исчезли, явилась эта тетка из ФБР.
– Вы арестованы по обвинению в мошенничестве с ценными бумагами, отмывании денег и…
Совсем скоро дом наводнило не меньше двух десятков агентов в полном обмундировании – с пистолетами, бронежилетами, боеприпасами и еще кучей всего. Забавно, подумалось мне, что они оделись так, будто собрались на какое-то безумно опасное задание.
Через несколько минут появился, наконец, и специальный агент ФБР Грегори Коулмэн. Я был потрясен. На вид он казался совсем молодым парнем, не старше меня. Коулмэн был примерно моего роста, и у него были короткие каштановые волосы, очень темные глаза, правильные черты лица и совершенно обычное телосложение.
Увидев меня, он улыбнулся, а потом протянул правую руку, и мы обменялись рукопожатием, пусть и немного неловким за счет такой мелочи, как наручники у меня на запястьях.
– Должен сказать, вы очень хитрый противник, – сказал полицейский с ноткой уважения в голосе. – Я, наверное, в сотню дверей постучал, но никто не хотел вас сдавать. – И он покачал головой, по-прежнему в восхищении от того, как верны мне были все мои стрэттонцы, а потом добавил: – Я подумал, что вам приятно будет об этом узнать.
Я пожал плечами.
