никак не меньше, уж, во всяком случае, до темноты никак не успеть. Вот путники и искали удобное для ночлега место – и мы поищем.
– Поищем, – улыбнулся молодой человек, невольно любуясь своей юной спутницей, которую не портило даже ужасное рубище.
Хорошая девушка Аманда. Красивая, умная, юмор понимает, к тому же и выносливая – вон сколько уже отмотали, а ей хоть бы хны! Идет себе, на усталость не жалуется. Вот только кашляет, да…
– Не нравится мне что-то твой кашель!
– Мне самой не нравится.
Зашедшись в очередном приступе надрывного кашля, девчонка остановилась, тяжело дыша и вытирая невольно выступившие на глазах слезы.
– Отвару бы попить. Знаю одну горную травку, она как раз здесь и растет.
– Так поищи! А я местечко присмотрю для ночлега. Эх, нам бы еще котелок… – Вожников посмотрел на близкие горы. – И какой-нибудь родник.
– Да, родник или ручей… что-нибудь будет.
Аманда произнесла это так убежденно, словно не раз и не два уже бродила по этим местам, словно все здесь хорошо знала. А может, и правда знала? Здесь и жила… врет, что из Калельи. Хотя… а с чего ей врать-то?
– Так я пойду поищу.
– Смотри не заблудись, – на полном серьезе предупредил князь. – Если что – кричи.
– Не заблужусь.
Девчонка дернула плечом, вроде бы и с обидой, но в карих блестящих глазах ее явственно читалась радость, и Егор понимал, чему Аманда радуется: любой женщине приятно, когда о ней беспокоятся.
Черт! Вот снова кашель! Ах ты ж чудо… Котелок! Хорошо бы раздобыть котелок, иначе в чем готовить отвар из найденных юной знахаркой трав? Интересно, что это за травки? Что помогает от кашля? Шалфей? Чабрец, иван-чай? Так и ромашка же! А чего ее искать-то – вон ее тут сколько, по всем склонам. Словно маленькие солнышки.
Проводив девушку взглядом, молодой человек, не мудрствуя лукаво, просто обследовал первые попавшиеся тропинки, прошелся, обнаружив и основательный, с раскидистой кроной, бук, и небольшую пещеру, и даже сделанный из ветвей навес, под которым чернело кострище. Аманда оказалась права – и в самом деле этими тропинками пользовались, и довольно часто.
Вокруг кострища лежали плоские, притащенные для удобства камни, на которых можно было сидеть, рядом, в неглубокой яме, валялись обглоданные добела кости, обрывки подпруги, тряпки и прочий мусор, среди которого Егор обнаружил ржавый обломок ножа и – вот счастье-то! – погнутый медный котелок с прохудившимся донцем. Хоть что-то!
Покрутив котелок в руках, молодой человек выправил подходящим камнем края и принялся вновь шарить в помойке, прикидывая, чем бы заткнуть дырки. Ничего подходящего ни в яме, ни в ближайших кустах отчего-то не наблюдалось: ни полиэтиленовых пакетов, ни пластиковых бутылок-пэтов, ни паяльника с припоем. И все же с находкой расставаться не хотелось, хотя…
Вожников улыбнулся и хмыкнул: вот уж точно, как в той поговорке про курву с котелком! Вроде и не нужен, и пользы-то от него никакой нет – дырявый! – а все ж выкинуть жалко.
– Бог в помощь. Да хранят вас Господь и Пресвятая Дева!
Резко обернувшись, молодой человек увидел перед собой одетых в длинные темно-коричневые рясы монахов, числом с полдюжины. Старший из паломников – невысокого роста седобородый старец с добродушным лицом – и поздоровался с князем. Остальные монахи – трое уже в возрасте и еще двое довольно юных парней-подростков – молча, с улыбками, покивали.
– И к вам будь благословен Господь! – отозвался Егор на латыни и на ломаном каталонском спросил: – В Монтсеррат?
– Нет. Уже оттуда, – широко улыбнулся старик. – Поклонились Святой Деве, теперь обратно идем, в Таррагону.
– Ах вот вы откуда…
Ишь ты, из Таррагоны! Можно сказать – почти земляки.
Один из подростков внезапно закашлялся… точно так же, как недавно Аманда, которой, кстати, уж давно пора бы явиться. А вот что-то…
– Ого, сколько вас! – послышался за спиной князя звонкий голосок девушки. – Рада вас повстречать, святые отцы.
– И мы тебе рады, дщерь, – светлые, чуть навыкате, глаза старого монаха прямо-таки лучились добротой. – Небось к Деве идете?
– К ней. Мы рыбаки – попросим у Смуглянки удачи. Благословите, святой отец.
– Брат Гонсало, – поспешно представился старик и обвел рукой своих спутников: – Мы из обители Святого Яго, что в Таррагоне, вот эти трое – брат Жакоб, брат Фома и брат Федериго. И двое вьюношей- послушников – Игнасио и Ансельм.
Все пятеро скромно поклонились, а юные послушники – так почти до земли. Один из них – худющий, с копной спутанных соломенного цвета волос – снова сорвался в кашель.
– Ах, Игнасио, Игнасио, – посмотрев на него, брат Гонсало покачал головой и, переведя взгляд на Аманду с Егором, добавил: – Вчера попали под дождь…
– Ого, вы тоже! – Аманда закашлялась, содрогаясь всем телом, и князь, обняв девушку, похлопал ее по спине.
– Вам обоим надо больше молиться, – наставительно заметил старый монах. – Тебе, юная дева, и тебе, Игнасио.
– Я… я молюсь, брат Гонсало! – Послушник вскинул голову, и соломенные волосы его вспыхнули золотым жаром в лучах заходящего солнца. – Ежечасно молюсь, и вот… кашляю уже куда меньше!
Только он успел так сказать, как снова содрогнулся от приступа, и Аманда, подойдя, участливо погладила его по голове:
– Кроме молитвы еще, может быть, травка поможет. У меня есть.
– Только вот котелок дырявый, – уныло развел руками Егор. – Может, у вас, святые братья, сыщется котелок?
– Конечно же, сыщется! – заверил старик, все с той же ласковой и милой улыбкой поглядывая на девушку.
– Так и заночевали бы вместе, – предложила та. – А то куда вы на ночь-то глядя? Солнце-то садится уже. Вместе бы и поели – у нас печеная рыбка есть, а я бы еще отвар сварила, от кашля. Напоила бы вашего… Эй, как там тебя?
– Игнасио, госпожа.
– Какая я тебе госпожа? – рассмеялась Аманда. – Или платье у меня слишком богато, да?
– Ты в любом платье красива, – опустив глаза, прошептал себе под нос юный послушник.
Прошептал, перекрестился и покраснел до самых корней волос, хорошо, на закате сие не очень-то заметно было.
Игнасио было на вид лет пятнадцать, второй послушник, Ансельм, – с большими серыми глазами и волосами, черными как смоль – выглядел еще более юным. Впрочем, он был повыше и чуть пошире в плечах, а так эти парни очень походили друг на друга – оба тощие, с тонкими, как тростинки, руками и тронутыми бронзовым загаром лицами, худобой своей и какой-то аскезой напоминавшими лица древних святых, каких рисуют на фресках. Видать, в Таррагоне послушников не кормили… или те просто исполняли какой-то обет, к примеру – не ели днем или придерживались трехразового питания: понедельник, среда, пятница.
– Послушники хоть еще и не монахи, – перехватил жалостливый взгляд князя брат Гонсало, – но все же должны умерщвлять плоть. Впрочем, на время паломничества их обет снят. Эй, братие! – тряхнув бородой, монах повелительно махнул рукой. – Давайте разводите костер да готовьте еду… Идите за хворостом, на ручей за водой!
Минут через двадцать по навесом уже горел костерок и оранжевое пламя весело отражалось в глазах усталых путников, а сверкающие красные искры уносились высоко в небо, казалось, к самим звездам. Кои,