фоглетов. Она тоже замечает барельефы, и по лицу скользит тень печали и вины.
— Все в порядке? — спрашивает Миели.
— Просто вспомнила, что я кое-что хотела увидеть. — Раймонда смотрит на «Перхонен». — Очень красивый корабль.
Раймонда отвешивает кораблю поклон.
— Тебя мы тоже должны поблагодарить, — говорит она. — Ты не обязана была делать то, что сделала.
Раймонда оглядывается по сторонам.
— Его еще нет? Это не удивительно. — Она целует Миели в обе щеки. — Удачи вам и спокойного путешествия. И спасибо. — Она ненадолго умолкает. — Когда ты открыла свой гевулот, ты показала нам свои мысли. Я поняла, почему ты это делаешь. Более того, я надеюсь, что ты ее вернешь.
— Дело не в надежде, — говорит Миели, — а в желании.
— Хороший ответ, — произносит Раймонда. — И еще — не будь с ним строгой. То есть строгость необходима, но не чрезмерная. Он не в силах справиться с собой. Но он не такой плохой, каким мог бы быть.
— Вы говорите обо мне? — спрашивает вор, появляясь из транспортной сферы зоку. — Я знал, что вы будете обсуждать меня за моей спиной.
— Я подожду на борту, — говорит Миели. — Мы отправляемся через пять минут.
Я не знаю, что ей сказать на прощание. И мы молча стоим на красном песке. Тени города мерцают вокруг, словно трепещущие крылья света и тьмы.
В конце концов я целую ее руку. Если на ее глазах и есть слезы, их скрывает тень. Раймонда легко целует меня в губы, а потом стоит и смотрит, как я иду к кораблю. Перед самым входом я оборачиваюсь, чтобы помахать ей рукой и послать воздушный поцелуй.
На борту я покачиваю в руке Ларец.
— Ты собираешься открывать эту штуку или нет? — спрашивает Миели. — Я бы хотела знать, куда мы направляемся.
Но я уже и так это знаю.
— К Земле, — говорю я. — Но не могла бы ты попросить «Перхонен» не торопиться? Мне хотелось бы полюбоваться пейзажем.
К моему удивлению, она не возражает. «Перхонен» медленно поднимается и делает круг над Шагающим Городом, над артерией Устойчивого проспекта, над зеленым пятном Черепашьего парка, над картонными замками Пыльного района. У города теперь другое лицо, но я все равно улыбаюсь ему. Он не обращает на меня внимания и продолжает двигаться.
Только на полпути к Магистрали я обнаруживаю, что сыщик украл мои Часы.
Интерлюдия
Охотник
Наступила весна, и Творец Душ счастлив.
Виртуальный пейзаж его
Гоголы вьются вокруг Творца стаей белокрылых птиц, а он погружает миллиарды пар рук в черную почву, где каждая частица представляет собой шестеренку, безупречно подходящую к соседним элементам. Он хочет ощутить новые композитные разумы, уже готовые расцвести. Прайм-Творец лично присутствует повсюду, он следит за селекционным отбором этого меметического дерева, следит, чтобы группы генетических алгоритмов в процессе ветвления высаживались в новом пространстве параметров.
С бесконечной осторожностью он вынимает только что распустившийся росток гогола с редким отклонением, которое позволяет предполагать стеклянное, очень хрупкое тело: именно то, что он считал утраченным много лет назад. В совокупности с сильной шизофренией это свойство обеспечит разум, который будет способен делиться и воссоединяться по своему желанию. Это должно понравиться воинам-разумам Матчека. Творец отделяет гогола, чтобы продолжить стандартные исследования, и возвращается к наблюдению за общей картиной, позволив прайм-Творцу взмыть в воздух, так что от свежего ветерка захлопали полы его белого лабораторного одеяния. Да, этот участок принесет отличный урожай Говорящих с Драконом. В этом обширном лабиринте уже подрастают целеустремленные Преследователи — скоро они будут готовы изучать пространства параметров, превосходящие целые миры — и математические муравьи, предназначенные для поисков недоказанных теорем в колоссальных просторах гёделевской вселенной.
Творец вдруг понимает, что никогда еще не был так счастлив: быстрый поиск его библиотечного гогола подтверждает этот факт. Сейчас он более доволен, чем был когда-либо доволен любой Творец, если не считать одного момента в бытность студентом Минского университета, — хотя это было всего лишь мгновение с одним особенным человеком. Но, в сущности, тот случай стоит исследования выдернутого гогола и сохранения его в личной Библиотеке, застывшей во времени.
И это мгновение тоже не может длиться вечно.
Виртуальный пейзаж подернулся рябью, означавшей, что в нем без предупреждения появилось еще не менее двух других Основателей: волна благоговейного ужаса швыряет наземь всех младших гоголов, распростершихся между вспомогательными машинами. Подрастающий воин-разум ускользает от своих встревоженных опекунов, металлический паук с контролируемой токсичностью принимается опустошать многообещающий участок с Мечтателями, пока Творец не вытягивает одну из миллиарда своих рук, чтобы его уничтожить.
Зато вторая гостья — высокая женщина в белом летнем платье, с изящным зонтиком, отбрасывающим тень на лицо…
С неожиданной поспешностью Творец принимает меры, чтобы удержать посетителей в субвиртуальном пространстве, — нелегкая задача, если учесть, что могущество Основателей способно без труда рассеять любые иллюзии, — и посылает прайм-Творца им навстречу.
Пространство превращается в реальный сад с цветущими вишнями. В нем стоит выполненный в федоровском стиле каменный фонтан — героические фигуры мужчины и женщины, поддерживающие купол. Младшие гоголы-Творцы приносят прохладительные напитки, а прайм-Творец выходит навстречу гостям.
— Добро пожаловать, — говорит он, поглаживая свою бородку и считая этот жест весьма внушительным.
Он приветствует гостей легким поклоном. Чен отвечает едва заметным кивком. Творец пытается определить ранг этого гогола — наверняка не прайм, но достаточно значительная фигура, чтобы обладать аурой могущества Основателя.
Женщина закрывает зонтик и улыбается, на ее лебединой шее мерцают бриллианты.
— Привет, Саша, — произносит она.
Творец пододвигает ей кресло.
— Жозефина.
