стояли в строю, готовые отражать любую новую угрозу. Стук копыт сделался слабее, и теперь из постепенно рассеивающейся пылевой завесы стали слышны покрикивания и стоны раненых врагов. Катон вышел из строя и огляделся. На земле среди косо торчащих стеблей стрел лежало несколько римских солдат; еще несколько было ранено, и их сейчас отводили в тыл, на попечение санитаров.
Сквозь пыль теперь доносились иные звуки: грохотание тысяч мечей о щиты. Это значило, что римская армия двинулась на парфян. Затем грохот распался на общий шум сражения. Лязг клинков, боевые кличи, взлеты и падения рева целых подразделений, утробные звуки рогов и буцин, гулкий стук больших барабанов парфян — все это сливалось в ужасающую какофонию.
Справа до слуха донесся окрик Макрона:
— Поберегись! Пехота врага впереди!
Катон напряг зрение, но из-за пыли пока ничего толком не разбирал. Видимо, перед Макроном завесу приоткрыло удачное дуновение ветра.
— Вторая Иллирийская! Сомкнуть строй! Боевую линию равнять по мне!
Длина шеренги тотчас сократилась за счет уплотнения рядов. Центурии разобрались в колонну по четверо и, сомкнувшись, удвоились рядом с Катоном и сигнумом когорты. То же справа проделал со своими легионерами Макрон; между двумя подразделениями открылся зазор.
Когда обе когорты замерли, стало слышно глухое шуршание приближающейся людской массы — должно быть, Артакс со своими повстанцами ищет выхода из ловушки. Звук доносился откуда-то справа; судя по всему, вражеская колонна двигалась на легионеров Макрона. Вот они, вынырнули из пыли и сейчас пробираются по ковру из парфян, устилающему пустыню. Своих отборных воинов Артакс разместил впереди колонны; тускло поблескивали на затуманенном солнце их доспехи. Завидев пояс шипов с нагромождением тел, воинство тревожно остановилось, но по начальственному окрику кого-то из командиров впереди идущие взялись расчищать для прохода тропу. Через минуту-другую по нему уже сможет проследовать колонна, и тогда четыре сотни солдат Макрона будут вынуждены противостоять тысячам врагов.
Чутко вглядевшись перед собой в завесу пыли, Катон принял мгновенное решение.
— Парменион!
— Здесь!
— Передай двум вспомогательным когортам удерживать линию.
Центурион с ходу отрядил гонца, а Катон повернулся к ближайшему ряду ауксилиариев:
— Вы! Со мной!
Подбежав к заграждению, он начал подбирать и отбрасывать на сторону штыри.
— Делаем проход! Быстрее!
Солдаты тотчас взялись за дело; постепенно образовался коридор шириной в десяток шагов. Катон попутно подобрал парфянский колчан и стрелами из него выложил границу прохода.
— Вторая Иллирийская! В колонну и за мной!
Колонна спешно прошла коридором и дальше двинулась по телам на той стороне. Катон видел, как в сотне шагов впереди враг прет через проделанный проход. Вот уже со стуком щитов и скрипучим лязгом клинка о клинок две силы сошлись, давя одна на другую. Катон, отсчитывая шаги, пробежал вдоль прохода и занял место во главе своей колонны. Земля вокруг была усеяна телами, из которых многие все еще шевелились; раненые враги боязливо провожали глазами продвижение римлян. Лошадей тоже было немало — слоняясь без всадников, они бесцельно копытили землю. Выверив для когорты безопасные границы прохода, Катон взмахом ее остановил.
— Напра-во!
Он подозвал ближнего оптиона:
— Доведи до всех: по моему приказу к броску мне нужен самый громкий боевой клич из всех, какие я когда-либо слышал.
Пока его послание шло по рядам, он вместе с сигнифером занял место в главе третьей центурии, по центру построения, дожидаясь, когда приказ дойдет до всех. Справа впереди слышен был отчаянный шум: там люди Макрона не на равных бились с повстанцами. Катон вынул меч и, набрав в грудь воздуха, воззвал:
— Вторая Иллирийская — вперед!
Построение двинулось вперед не вполне ровно, так как приходилось ступать по убитым и раненым парфянам. Однако подойти к месту боя надо было сплошным, а не разорванным строем, и потому Катон крикнул офицерам, чтобы они при движении ровняли ряды. Вот сквозь пыль проступили силуэты, и через несколько шагов стал виден фланг повстанческой колонны. Регулярное воинство Артакса находилось спереди, остальное же составляли ополченцы — вооруженный сброд, при виде вынырнувших из завесы римлян в ужасе выпучивший глаза. На парадные церемонии времени не было, и Катон коротко скомандовал:
— В бой!
Голос его потонул в громовом реве ауксилиариев, бросившихся на разномастный фланг повстанцев. К этому внезапному броску они просто не были готовы. Кто-то скачком повернулся к новой угрозе — ноги напряжены, щиты выставлены, клинки вскинуты. Другие пустились наутек, бросая по дороге оружие. Большинство просто застыло, словно впав при виде орущей когорты в транс. Спустя мгновение Вторая Иллирийская врезалась в повстанческий фланг. Дикий бездумный рев Катона оборвался, едва он поднял щит и вломился в упругую массу вражьих тел.
Удар всем весом вышиб дух из крайнего повстанца — тот лишь громко пукнул. Лишь на миг для равновесия приостановившись, Катон с первым же своим шагом всадил меч в бок повстанцу, который справа как раз замахивался фалькатой на кого-то из ауксилиариев — вместо замаха мятежник упал, а клинок выпал у него из рук. Выдернув меч, Катон веерным махом саданул по пердуну, которого сейчас двинул щитом. Лезвие отскочило от поднятого щита-тарелки и шарахнуло по голове в кожаном шлемнике. Повстанец пьяно покачнулся и, прежде чем свалиться, облевал себе рваную хламиду.
— Вторая Иллирийская! Вторая Иллирийская! — громогласно скандировали ауксилиарии, прорубаясь сквозь неприятеля в неистовом и жестоком натиске, разя мечами и наддавая щитами.
Катон наддал щитом, шагнул следом, наддал еще и рубанул клинком по упруго-мягкому. Затем отвел щит слегка в сторону и нанес очередной крушащий удар. Был момент, когда впереди мелькнуло искаженное ужасом лицо человека вдвое старше Катона; миг, и меч вонзился ему в глазницу, а при выдергивании клинка в лицо префекту брызнула теплая струя крови.
— Вторая Иллирийская, вперед! — рычал Катон. — Жмем, давим!
Схватка разгоралась все жарче, распространялась все дальше, и все больше повстанцев отступало и бежало. Катон, улучив момент, приподнялся на носках и хищно огляделся. Его люди уже сумели фактически расщепить колонну и теперь окружали разрозненные группы повстанцев, кто еще упорствовал. Справа, ближе к голове колонны, над кольцом воинов в чешуйчатых панцирях и лиловых шальварах колыхался змеистый стяг. Личные телохранители князя Артакса, не иначе. Окровавленным лезвием Катон указал в ту сторону и во все горло крикнул:
— Иллирийцы! Туда, к вражескому штандарту!
Перехватив взгляд одного из оптионов, он указал в направлении кольца телохранителей. Оптион с кивком рявкнул команду, которая быстро разлетелась по всем. В общей суматохе тотчас наметилось заметное движение в сторону стяга; ауксилиарии прорубались к Артаксу с его близкими воинами. Вот уже там, вблизи штандарта, различался некто, отчаянно понукающий из-за спин свое воинство. Подобравшись ближе, Катон стал различать знакомые глазу черты и мрачно кивнул сам себе:
— Он самый. Артакс.
Ауксилиарии постепенно смыкались вокруг князя с его телохранителями, а на той стороне схватки — благо место посередине уже почти расчистилось — было видно, как когорта Макрона, миновав уже проход в заграждении, дорубает сейчас голову колонны. Значит, повстанцам вот-вот конец. Артаксу остается или бежать, или стоять насмерть. То есть до своей неминуемой кончины. Пальмирский князь, судя по всему, смекнул сейчас то же самое, поскольку отчаянно выкрикнул своим людям приказ, и те, сомкнув внахлест щиты, уставили перед собой копья, готовые нанизать любого, кто отважится приблизиться к их длинным остриям. Обернувшись, Катон увидел, как остальная когорта добивает оставшихся повстанцев. Пустыня
