– Я заметил, – подтвердил Тобако.

– Правда, что ли? – удивился старший лейтенант Галимов. – Так что, мне группу захвата поднимать?

– Тебе, старший лейтенант, надо вообще забыть про этот визит. И молчать... Даже жене ни слова, – вежливо посоветовал Дым Дымыч. И предупредил: – Не то неприятностей не оберешься, обещаю.

– Как так? – не понял упрямый Галимов. – Да кто вы такие? Ладно, Евгению я знаю... А вы кто такие?

– Это офицеры антитеррористического управления «Альфа» из ФСБ, – сказала капитан Евгения, потому что даже она не знала, что едет с сотрудниками Интерпола. – Ты бы, Марат, послушал их.

Название управления подействовало магически.

– Понял, – сразу согласился старший лейтенант. – Нужна будет помощь, обращайтесь.

– Помощь будет нужна, – сказал Тобако. – И обязательно обратимся, как только выработаем необходимые мероприятия. Что за соседи у этих парней?

– Рядом пустая квартира. Через лестничную площадку пенсионер живет, и через стену от него парень молодой... Торгаш какой-то.

– Пустая квартира – это очень хорошо. А кому она принадлежит?

– Трудно сказать... Купил кто-то и держит про запас. Сейчас ведь что, цены-то все выше. Вот и держат.

– Понял. – Дым Дымыч даже обрадовался такой информации. – Если тебе сообщат, что вскрыли замок и проникли в эту квартиру, имей в виду, что это мы. Впрочем, мы с твоим начальством свяжемся...

«БМВ» так же резво, как подъезжал, и отъехал от дома. Галимова доставили в отделение, капитана Евгению, поскольку рабочий день в миграционной службе уже закончился, домой. И взглядами проводили до подъезда, сожалея, что не напросились «на чай». И только после этого «БМВ» поехал медленно, а Тобако задумался так, что со стороны могло показаться, будто он засыпает. Подобный метод передвижения был совсем не в духе Андрея Вадимовича.

– Что-то не так? – спросил Сохатый, чувствуя настроение товарища.

– Что-то не так... – подтвердил Андрей Вадимович. – Лицо у этого, старшего, очень уж знакомое.

– Может, сводка по федеральному розыску. Или даже по международному...

– Нет... Сводки я не запоминаю, чтобы память не забивать. При других обстоятельствах... При других... При боевых, я бы сказал, обстоятельствах. Стоп! Понял. Надо показать этого человека Доктору Смерть. Кажется, этот парень воевал в Абхазии в батальоне Басаева. Плохо будет, если он меня узнал. Впрочем... Почему тот Тобако не может теперь работать в миграционной службе? Ничего, надеюсь, страшного не произошло. Едем. Но в соседнюю квартиру надо будет уже сегодня кого-то посадить.

Тобако газанул, с удовольствием чувствуя, как подчиняется ему машина, довольный тем, что несет Басаргину и компании вести, означающие вступление в активную фазу работы, которая всегда интереснее, чем подготовительная фаза или пассивная фаза сбора необходимого материала...

Дежурный по комендатуре старший лейтенант вышел из своей комнаты, когда увидел, что подполковник Сохно направляется к дверям.

– Куда это на ночь глядя собрались, товарищ подполковник? – спросил требовательно.

– На работу, старлей, на работу. У меня ночная смена.

– Товарищ подполковник, в темное время суток по городу не рекомендуется передвигаться в одиночку. Днем-то это опасно, а сейчас... Да тут еще, пока вы спали. Генерала приезжего взорвать пытались.

– Могли бы и взорвать, если б хотели. А раз не взорвали, значит – не хотели, – ответил Сохно загадочной фразой, заставившей старшего лейтенанта остановиться.

Подполковник вышел.

– Он что, дурной? – криво усмехнулся старший сержант-контрактник, помощник дежурного. – Жить, наверное, надоело?

– А-а... – махнул рукой старлей. – Спецназовец хренов. По бабам, наверное, намылился. Беда с ними, с приезжими. И остановить права не имеем.

– Хоть бы автомат на всякий случай взял. – Старший сержант перебросил свой автомат с руки на руку.

– Считает, что пистолетом обойдется. Целых два пистолета подвесил. Все они, спецназовцы, такие. Конкретно, героями себя мыслят. А бабам вот местным, я слышал, нравятся, не то что мы с тобой...

Старшему лейтенанту было неизвестно, что подполковник Сохно вообще не любит автоматом пользоваться, а пистолет Стечкина в его руке появляется быстрее, чем кто-то может автомат вскинуть. А второй пистолет он вообще носит не по-уставному, за плечом, словно самурайский меч, на портупее собственной конструкции. Спереди, поверх «разгрузки», обычный ремень, а на спине широкая резинка. При необходимости стоит только за передний ремень потянуть, как кобура переваливается через плечо, и пистолет сам в руку падает.

Зная город, но недостаточно хорошо, подполковник Сохно все же перед выходом внимательно изучил карту, чтобы не выискивать в темноте нужную улицу там, где нет указателей улиц, и не у кого, естественно, спросить, потому что люди предпочитают в такое время избегать прогулок.

Город еще не спал. Горел свет в окнах. Во многих дворах, а шел подполковник через застройки частного сектора, горел свет, и оттуда слышались голоса. Но чем дальше он удалялся от центра, тем голоса слышал реже и свет в окнах уже почти не видел. Там люди предпочитали пораньше лечь и не слышать, если что-то будет происходить на улице. Время тревожное, и когда ничего не слышишь, живешь спокойнее и даже, случается, дольше...

Улицы были пустынны. Только дважды подполковник замечал запоздалых, торопящихся прохожих. Первого чуть было не догнал, но тот, услышав за спиной шаги, вдруг заторопился. Теперь догнать его можно было только бегом, а это вовсе не входило в намерения Сохно. Второй прохожий шел навстречу и, заметив в темноте фигуру, спешно перешел на другую, более темную сторону улицы. Сохно только вздыхал, понимая, как тяжело жить людям в такой обстановке, и не понимая, как они так вот живут.

Однажды мимо проехал патрульный БТР. Притормозил. Из башни высунулась голова. Кто-то присмотрелся к ночному пешеходу.

Сохно приветливо рукой помахал:

– Все в порядке, ребята...

Несколько секунд длилось молчание, которое не заставило Сохно остановиться. БТР тоже поехал дальше, патрульные даже документы не проверили. Впрочем, возможно, не из-за пренебрежения своими обязанностями. Это БТР из комендатуры. Подполковника могли просто узнать даже при слабом свете восходящей молодой луны.

Скоро темнота стала гуще, а город показался более крупным, чем раньше. Но Сохно знал, что он не пройдет мимо нужного дома. Но до дома он еще не дошел, когда увидел две фигуры впереди, на углу, за который ему предстояло повернуть. Услышав шаги, фигуры сразу свернули сами. Опять не желают встречи...

И хорошо, что не желают. Подполковник специально выбрал такое время для своей прогулки, чтобы никто не видел, как он заглядывает в гости к своему осведомителю. Это даже не безопасность самого подполковника, это безопасность осведомителя, потому что дружба со спецназовцем даром никому не обходится...

Ночь – это вообще обычное время для работы спецназа. И за тридцать с лишним лет такой работы глаза научились ночью видеть если не лучше, чем днем, то, по крайней мере, лучше, чем видит большинство других людей. И потому Сохно, не дойдя до угла десяток шагов, увидел, как в темноте что-то высунулось из- за угла и тут же исчезло. Догадаться было нетрудно – чья-то любопытная голова поинтересовалась, далеко ли ночной пешеход. И произошло это именно там, где две фигуры недавно спрятались за угол.

Сохно прислушался. Лай или недовольное ворчание собак сопровождали его на трети пути. Но сейчас собаку слышно не было. И потому он совершенно бесшумно ухватился за верх высокого забора, подпрыгнул и быстро оказался наверху. Спрыгивать в чужой двор он сразу не стал. Мало ли какой у собаки может оказаться характер. Самые угрюмые псы всегда неразговорчивы и лают только по необходимости. Но здесь даже по необходимости никто не залаял. А некоторые люди вообще собак не любят не только в доме, но и во дворе, точно так же, как иные предпочитают собаку держать не во дворе, а в доме.

Сохно сделал три шага по забору, балансируя на манер циркового акробата, потом легко спрыгнул в сад и добрался до угла. Там как раз росла большая яблоня, свисающая ветвями через забор на улицу и дающая густую тень. Долго не думая, подполковник забрался по стволу и посмотрел через забор. Там притаились четверо. Вернее, трое притаились, готовые резко выскочить из-за угла, когда ночной пешеход приблизится. А четвертый сидел на тротуаре и перематывал ногу портянкой, чтобы надеть громадный для него башмак. Оружие Сохно увидел только у последнего, у сидящего. Автомат стоял, прислоненный к забору. Двое были вооружены палками, четвертый ножом. По фигурам нетрудно было определить, что это юнцы, не достигшие еще мужской крепости тела, и потому Сохно даже пистолет доставать не стал. Он так же бесшумно, как забирался на забор, перепрыгнул через него. Только тот, что переобувался, и увидел подполковника, но испуг сковал искривленный рот. Трое других на углу насторожились и слабый звук приземления приняли, наверное, за какое-то неудачное движение своего вооруженного товарища. Но тот вооруженным оставался недолго. Только один удар ноги, и автомат отлетел на несколько шагов, прежде чем до него дотянулась рука подростка.

– Глупо носить обувь на размер больше, чем ты сможешь съесть, сынок, – сказал Сохно и тут же ударил сидящего ногой в горло.

Оставшаяся троица резко обернулась.

– Вы хотели меня что-то спросить, мальчики? – миролюбиво поинтересовался подполковник. – Боюсь, я вам плохой помощник, поскольку плохо знаю город...

Он даже боевую стойку не принял. Стоял перед ними расслабленный, с опущенными руками. Парни, похоже, не умели разговаривать по-русски и не поняли его. А расслабленная поза ввела их в искушение.

Ближний попытался ударить палкой наотмашь. Но слишком широко размахивался, чуть не огрев при этом по плечу своего товарища. Сохно просто на полшага отступил, и тяжелая палка просвистела у него перед грудью. Сам неудачливый боец в удар вложил больше сил, чем у него было, и «провалился», оказавшись перед подполковником в неудобном согнутом положении. Сохно дал ему выпрямиться и только после этого коротко и быстро ткнул напряженными кончиками пальцев в солнечное сплетение. Парень упал под ноги, звука не издав.

Двое других говорили что-то по-чеченски. Должно быть, ругались, потому что сквозь чеченские слова проскальзывал русский мат. Все националы, разговаривая на своем языке, ругаться предпочитают по-русски.

Противники стали расходиться, чтобы напасть с двух сторон. Один уже палку поднял, второй нож перед собой выставил. И так неумело это сделал, что Сохно выбрал именно его. Все происходило быстро и без напряжения, свойственного обычной уличной драке. Подполковник показал движение влево, и тут же быстро скользнул, а не шагнул вправо, захватив запястье руки с ножом. При этом хорошо видел, что палка в руках второго уже начала движение. Но запястье вывернуть очень легко, и при этом сам человек выворачивается, чтобы избежать стремительно накатывающейся боли. Таким образом, развернув противника, Сохно