можно было надеяться, что попытки лейтенанта Велесова дозвониться останутся не услышанными, – вы нарушаете договоренности. Я считал вас человеком чести и доверился вам в таком важном вопросе, а вы, получив информацию, решили работать на себя...

– Что за глупость вы бормочете, уважаемый Алиахмет Нурович? – Виктор Васильевич кричал с прихохатыванием, чтобы полностью заглушить попискивание трубки в руках лейтенанта Велесова. – Вам вообще не стоит говорить о чести, если вы, честно пригласив меня выполнить работу, так же честно посылаете следом за мной убийц.

Виктор Васильевич обернулся. Лейтенант Велесов развел руками.

– Телефон не отвечает. Ночь...

– Дежурный, – прошептал подполковник.

– Не знаю номер. Может быть, позвонить «02»?

– Ни в коем случае... У меня не учтенное оружие и кое-какие грешки за спиной. Звони лучше Мочилову. Объясни, что мы вместе. Он поймет... А ты, Арчи, мычи громче, мычи... Не то я и второй носок твой использую. К носу привяжу.

Виктор Васильевич продиктовал лейтенанту номер. Велесов стал сразу же набирать.

– Вы не так поняли моих людей, – попытался смягчить ситуацию Алиахмет Нурович. – Они просто должны были проконтролировать ваши действия. Я подозревал, что вы, возможно, и на Вагиза продолжали работать. И послал их проконтролировать ситуацию. А вы уложили их, не спросив причины, по которой они там появились...

– Уложил. Точно так же и вас надеюсь уложить. Если не сумею, то, по крайней мере, обещаю доставить вам много неприятностей... Даже при вашем численном преимуществе, тактическое преимущество остается за мной, поскольку я в укрытии, а вам необходимо ко мне подойти.

– Я был о вас лучшего мнения. Вы же человек разумный и умеете оценивать ситуацию. Сейчас она не в вашу пользу. Я имею возможность просто взять вас измором, не подставляя своих людей под пули. Имею и другие возможности, чтобы нейтрализовать вас. Но я надеюсь договориться, в том числе и о дальнейшем сотрудничестве, весьма для вас выгодном. Давайте попробуем договориться...

– Трудно... Это очень трудно... Хотя я не исключаю возможности. Первую договоренность нарушили вы... – Виктор Васильевич как мог тянул время, чтобы Велесов успел договориться. А потом еще предстояло ждать, когда подмога сумеет добраться до места. И потому особой надежды на нее он не возлагал. – И у меня нет никаких оснований верить вам на слово, потому что слово вы держать не умеете. Следовательно, и не имеете права обвинять меня в отсутствии того, чем вы сами не обладаете. Я имею в виду честь...

Лейтенант Велесов тронул подполковника за плечо. Виктор Васильевич обернулся.

– Полковник понял. Он бы рад помочь, но у него нет группы в наличии. Выехал бы сам, но он успеет только часа через три-четыре... Я сказал, что это слишком поздно. Здесь неподалеку базируется отдельная рота. Полковник говорит, что, если он прикажет поднять взвод в помощь, его завтра же уволят из армии...

Виктор Васильевич кивнул.

– Я другого, честно говоря, и не ждал. Будем сами крутиться...

– Еще полковник сказал, что у него есть новости для вас... ОМОГ в Чечне нашла след рядового Юденича. Мочилов передал данные группе полковника Согрина. Может быть, к вечеру уже будет результат...

– Добро... – И крикнул уже громко: – Алиахмет Нурович, вы язык проглотили? Я соскучился по вашему голосу...

– Я хотел как лучше... – продолжил Алиахмет Нурович после некоторой паузы. – Но вы сами идете на обострение ситуации. Хотя дальше обострять ее некуда. Надо же и добрую волю проявлять, чтобы найти выход из положения. Может, для начала, как жест доброй воли, разрешите нам поднять с пола нашего охранника? Он задыхается с веревкой на шее... Слышите, как хрипит и мычит? У парня астма...

Евсеев громко хохотнул.

– Он задыхается оттого, что слишком редко моет ноги... И сейчас нюхает свои носки, – возразил подполковник. – Ничего с ним не случится. От таких запахов не умирают, хотя страдают от унижения. Вашему охраннику, как и вам, полезны такие страдания.

– Вы жестокий человек... – Хозяин дома решил показать себя гуманистом, но его возмущенный вскрик походил на визг.

– Я рад, Алиахмет Нурович, что вы поняли – наконец-то, вы встретили достойного противника, ни в чем вам не уступающего... Если вы высунетесь к охраннику, я буду стрелять.

Пауза в разговоре была продолжительной. Должно быть, за углом, на лестнице, шло обсуждение положения, но быстрого выхода, кажется, никто придумать не смог.

– Еще вопрос! – прокричал Алиахмет Нурович. – В той комнате, где вы находитесь, сидел молодой человек, мой, так сказать, гость... Думаю, вы с ним познакомились. Что с ним сейчас?

– И сейчас сидит... – Виктор Васильевич улыбнулся. – Молодой краснощекий человек... Студент Гоша Холмогоров... Он помогал мне сейф вскрыть. Сверла подавал.

– Это посторонний человек. Отпустите его, если вам не трудно...

Евсеев опять громко хохотнул. Не весело, но красноречиво показывая, как он относится к глупым просьбам, чтобы впредь они не звучали.

– А вот это мне сделать трудно... По той простой причине, что я человек общительный и желаю хоть с кем-то беседовать. Мальчик вам очень нужен?

Алиахмет Нурович ответил сразу. Фраза, должно быть, была подготовлена заранее.

– Я хотел бы его отпустить и не ввязывать в опасную переделку.

– А я теперь постоянно хочу делать то, что не понравится вам. Просто из естественного чувства противоречия. Не желаю!.. И потому не отпущу его. Сиди! – прикрикнул он на Велесова. – Куда суешься...

Лейтенант просиял от такой игры.

– Кстати, Алиахмет Нурович, а почему вы про Арби не спрашиваете? – продолжил Виктор Васильевич. – Вы же видели, как его нога высовывалась из дверного проема? Он здесь лежит, жует свои носки, улыбается вам и семафорит свободной ногой. О... Кажется, лужу под собой сделал... Это от злости. Он меня ненавидит и желает отравить мне дыхание... С чего бы вдруг такая ненависть? Его вы забрать не хотите?

Так громко, как это сделал Алиахмет Нурович, не вздыхают. И потому Виктор Васильевич понял, что это озлобленное и отчаянное рычание человека, которого ситуация выводит из себя, но он, такой, казалось бы, сильный, по-прежнему остается в ней бессильным.

– Виктор Васильевич, я вынужден буду быть с вами более жестким...

– Милости прошу. Я постараюсь постелить себе что-то помягче...

– Стелите... А я знаю, как вас ударить больнее... Очень больно... Знаете, что я сейчас сделаю? Я сейчас пошлю человека к вашей машине, и он расстреляет вашу собаку... Помните, как вы сами рассказывали о своей любви к собаке... Нельзя откровенничать с людьми, подполковник, нельзя... Вам уже больно? А будет еще больнее. Вы только представьте себе эту картину...

Виктор Васильевич напрягся и скрипнул зубами так, что, наверное, за поворотом коридора услышали, и отчаянно стукнул кулаком левой руки в стену. Ему в самом деле было очень больно. Он никак не ожидал, что машину обнаружили, и на какую-то секунду во взгляде промелькнула растерянность. Но опыт и привычка искать выход в затруднительных положениях быстро подсказал и отставному подполковнику, как ему необходимо себя вести, чтобы обезопасить любимую собаку. Может быть, даже себя обезопасить, потому что это аргумент сильный и должен подействовать на поведение Алиахмета Нуровича стопроцентно. И даже не один аргумент, а целых два, один сильнее другого. Но для начала выложил только первый, как наименее отчаянный.

– В таком случае я застрелю заложника... – Подполковник по-настоящему повел стволом пистолета в сторону лейтенанта. – Видите, как мудро я поступил, не отпустив его по вашей просьбе... Мне очень жалко Ерему, я обещал ему, что никогда его не предам. И я никогда не обманывал свою собаку прежде. Но и вам, думаю, будет жалко мальчишку. Зачем-то вы его здесь держали... Впрочем. Я знаю, зачем... Значит, он вам не нужен? У меня нет другого выхода, хотя мальчишку мне тоже, признаюсь, жаль... Вы же знаете, что я не любитель убивать. Я не был любителем убивать напрасно даже в боевой обстановке, даже врагов... Я отказался убивать охрану Вагиза, и ваши люди, Алиахмет Нурович, расправились с ними только для того, чтобы, как вы говорите, меня проконтролировать. Но мальчишку я вынужден буду застрелить...

Велесов, кривляясь, показал, как он вытирает слезы. Но тут же показал на пальцах, что лучше было бы его в самом деле отпустить туда, где от него не ждут сопротивления. Там он будет более полезен.

– Их много, – возразил Евсеев.

– А я в тельняшке... Хожу на службе... Коридор вы один удержите... – И лейтенант спрятал пистолет на спину за брючный ремень. – А я оттуда подожму.

Виктор Васильевич кивнул, соглашаясь.

– Ладно, имей в виду. Там Руслан, главный боевик Алиахмета Нуровича. Крупный такой парень, бывший борец. У него прострелена в локтевом суставе правая рука. Так что правой можешь не опасаться...

– Кто его?

– Я... Несколько часов назад... Значит, как ты начнешь, я бегом подоспею. Сколько здесь до лестницы?

– Метров двадцать...

– Давай... Я буду внимательно прислушиваться.

Алиахмет Нурович, видимо, задумался – по крайней мере, он не ответил сразу. Или совещался с помощниками, но и они, похоже, сразу подсказать ничего не смогли. И Виктор Васильевич решил поддразнить противника.

– Мальчишка уже плачет... Его смерть будет для вас, полагаю, большой потерей. И вы уже не сможете шантажировать его отца... Думайте, прежде чем начнете действовать...

– Ладно, подполковник... – Алиахмет Нурович, кажется, принял решение, но говорил неуверенно оттого, что подполковник мог не согласиться с его предложением. – Я предлагаю обмен. Вам придется положиться на мое слово, хотя оно для вас, вижу, мало значит. Но вы и ваша собака – это не одно и то же. Я сам люблю собак, и не вижу смысла в бессмысленном убийстве бедного животного. С вами нам еще долго предстоит разговаривать, и мы, я думаю, к какому-то результату придем... А сейчас – отпустите мальчишку, и я не трону вашу собаку... Это мое условие. И первый шаг к тому, чтобы мы попытались договориться. Худой мир всегда лучше хорошей войны...

Подполковник показал лейтенанту, чтобы тот усерднее тер глаза, подготавливая себя к встрече с хозяевами подвала. Что Велесов с удовольствием и