пить водку по-американски, из большого стакана, разбавленную содовой и с обязательными кусочками льда. В Европе водку наливали по-русски, в рюмки. Так ему нравилось больше.

Одиноко устроившись за пустым столиком, Джошуа делал маленькие глоточки и сквозь стеклянную дверь рассматривал холл и прибывающую публику. Очевидно, здесь игроки собираются раньше, чем в больших городах. Впрочем, это естественно. Чем еще здесь заняться, в этом маленьком городке?

Внезапно он заметил знакомое лицо.

Надо же! Старая американка, уже лет десять носящая один и тот же парик, попадалась ему на глаза в каждом казино Лас-Вегаса. Она играла уже много десятилетий подряд и, по слухам, часто выигрывала значительные суммы. Но предпочитает только мужские игры, такие, как покер. Ее – помнится, кто-то рассказывал – даже подозревали в шулерстве и выставляли против нее команду антишулеров. Те играли со старушкой на равных, хотя, как правило, настоящих шулеров обыгрывали.

Как же ее имя? Джошуа слышал это простое имя несколько раз и ни разу так и не смог запомнить. Настолько простое имя, что оно очень легко забывается.

Знакомое лицо подняло настроение. Джошуа допил водку, улыбнулся сам себе и пошел к рулеточному столу, где собралось больше всего игроков. Но сразу делать ставку не стал. Сначала присмотрелся, кто и как здесь играет. Вообще-то, в зале собрались не игроки – это он определил с первого взгляда. Настоящие игроки в это время сидят в Монте-Карло или в Монако. Здесь простые отдыхающие. Довольные собой, румяные, расслабленные. Нет горящих азартом взоров, нет болезненного кусания губ и хрусткого ломания собственных пальцев, то есть всего того, что характерно для постоянной публики популярных казино.

Ждал Джошуа недолго. И поставил сразу горсть фишек на стандартное для себя поле – на «двойной ноль». И заметил, как чья-то рука поставила на это же поле горсть поменьше. Человека рассматривать Джошуа не стал. Он заметил только узкую и сильную кисть, густо поросшую с внешней стороны и по пальцам черными волосами. Характерная кисть. Редко встретишь человека с такими волосатыми руками. Это запоминается…

Они выиграли. Выигрыш пришлось делить на двоих, и это Джошуа не понравилось. Он никогда не любил делить с кем-то выигрыш, каким бы этот выигрыш ни был. Именно по этой причине он никогда не любил спортивные игры, за которыми смотрят в неистовом восторге десятки тысяч людей. На таких играх приходится выигрыш с кем-то делить. Из всех видов спорта Джошуа смотрел только профессиональный бокс, но ему интересен был не сам бой, не физические кондиции соперников, а борьба характеров. Но в боксе он никогда не был болельщиком, а только наблюдателем и учеником. Так он не выигрывал и не проигрывал. А вообще, он всегда предпочитал быть одиночкой.

Джошуа не стал сразу повторять ставку. У него не было определенной устоявшейся системы игры или какой-то регламентирующей привычки, он всегда играл по-разному, так, как хотелось именно в настоящий момент. Иногда делал ставку за ставкой, иногда подолгу ждал. Иногда вообще менял стол после каждой игры. В этот раз он опять сходил в бар, выпил вторую рюмку водки и вернулся уже к столу в другом конце зала. Здесь игроков было мало. В основном женщины пожилые, внешне степенные и, как это ни парадоксально, наиболее склонные к риску. Те, кто окружал их, приехали сюда в качестве сопровождающих, а вовсе не в качестве игроков.

Эти женщины, как правило, считали, что обладают медиумическими способностями и умеют чувствовать момент, когда следует делать ставки. Джошуа молча понаблюдал за ними, зная, что такие во всех казино мира стараются подражать одна другой. И, дождавшись момента, когда все вдруг «почувствовали» момент и начали активно делать ставки, он тоже сделал крупную ставку на свое любимое поле.

И опять следом за его рукой протянулась чья-то волосатая кисть и поставила горсть фишек туда же. Это Джошуа не понравилось, но он проявил самообладание и не поднял глаза.

На сей раз они проиграли. Старушки за столом активно защебетали. Они остались уверены, что момент «прочувствовали», хотя точно так же в следующий момент проиграют свой выигрыш, если сейчас же не уйдут из казино. Но такие не уходят. Джошуа дождался следующего момента «чувствования» и сделал ставку, ожидая, когда волосатая кисть повторит его жест. Кисть повторила. И вернула себе проигрыш пятиминутной давности.

Три раза кто-то настойчиво и нагло «преследовал» Джошуа. Три игры. Это начало раздражать.

Тогда он пошел в кассу и взял дополнительно большое количество фишек. Вернувшись к первому попавшемуся столу, он поставил все фишки на «двойной ноль». У волосатой кисти, очевидно, средства были лимитированы, и он смог поставить в три раза меньше, чем Джошуа.

Они выиграли.

Казалось бы, настал подходящий момент и перед уходом можно было поднять глаза и посмотреть на человека, который так настойчиво подражал ему. Но Джошуа не сделал этого. Загадка дает раздражение воображению. А увидев лицо, он не сумеет возбудить воображение. Нет, лучше жить рядом с загадкой…

Он получил в кассе чек, потому что такого количества наличных денег сразу не нашлось. Кассир смотрел на счастливчика, выкатив в окошко глаза. Здесь, должно быть, не часто так выигрывают. Это происходит потому, что здесь не часто делают такие ставки, какие может себе позволить он.

Перед дверьми, распахнутыми услужливым швейцаром, Джошуа очень захотелось обернуться. Так сильно захотелось, что он с трудом сдержался. Но по спине пробежали мурашки. Спина отчетливо чувствовала чей-то провожающий взгляд.

Джошуа не стал возвращаться сразу в отель. С невысокого крыльца оглядел окрестности при свете уличных фонарей. Это был уже совсем иной вид, не тот, что при естественном освещении.

Автомобильная стоянка переполнена. Маловата эта стоянка для казино. Что же здесь зимой, в разгар сезона делается, если уже сейчас там лишнюю машину не поставить? Большой, сверкающий лаком «Кадиллак» вообще пришлось оставить на дороге вблизи стоянки. Такой же «Кадиллак» они обогнали по дороге от Ле-Крезо. Помнится, с машиной что-то случилось и грузовик сигналил ему, заставляя уступить дорогу. Правда, этот выглядит поновее. Хотя обычно дорожная пыль новизну успешно скрывает. Тогда Джошуа показалось, что из машины на него смотрела женщина-арабка. Может быть, это та самая машина? Но машин в городке немало, хотя и не столько, сколько в равнинных городах. Вон проехал мимо казино еще один «Кадиллак», только другого цвета. В Европе состоятельные люди, если не могут позволить себе «Роллс-Ройс» или солидный «Мерседес», ездят на «Кадиллаках». Здесь в большинстве городов улицы старые и узкие, и лимузину «Линкольн», такому, как у Джошуа, на улицах развернуться трудно. Потому их «Кадиллак» и устраивает. В Америке же на таких машинах ездят преимущественно кинозвезды и сутенеры. Это их профессиональная модель.

Он еще прогулялся по вечернему Шамони, наслаждаясь чистым воздухом. Такой воздух бодрит и создает ощущение нереальной близости к усыпанному мохнатыми звездами небу.

В отеле портье, сдающий дела своему ночному сменщику, при виде Джошуа взмахнул рукой, словно с досады.

– Месье, вот бы на минутку раньше вы вернулись. Вам только что звонила из Парижа комиссар Рано. Она очень хотела с вами поговорить. Завтра она вылетает сюда и просила вас непременно дождаться ее.

Портье протянул ключ от номера.

– Вероятно, завтра я уже вернусь в Клюз. Впрочем, это рядом. Она сможет добраться до меня на такси.

Портье посмотрел удивленно. Законопослушным французам непонятно такое отношение к комиссару полиции. Впрочем, состоятельные люди и во Франции, вероятно, имеют возможность решать самостоятельно, где и когда им находиться, дожидаться или не дожидаться комиссаров полиции, как бы их не звали, будь они мужчинами или женщинами…

Шакирова привели прямо в кабинет к Леонову, хотя в здании существуют специальные камеры для допросов, но, должно быть, они были заняты, или сам опер посчитал, что кабинетная обстановка более благотворно скажется на налаживании взаимоотношений следствия с подследственным.

Это оказался красивый, с правильными чертами лица, большеглазый человек. Но сейчас в этих больших глазах застыло страдание и даже непонимание всего происходящего вокруг него. Он словно бы не ощущал настоящести, реальности событий, участником которых стал, причем в данном, доступном для него небольшом эпизоде значительного общего действия, главным участником. И вроде бы удивлялся даже тому, что доставили его в кабинет в наручниках, которые сняли только по указующему жесту капитана. По крайней мере, в глазах у него это удивление собственным положением так и застыло.

– Садись, Наиль, – обращаясь к арестованному на «ты», как к хорошему и давнему знакомому, сказал со вздохом Юрий Юльевич. Может быть, сработало милицейское братство, но и Шакиров ответил оперу на «ты», с очевидным сонливым равнодушием в голосе:

– Ты же сегодня меня вызывал… Что-то не ясно?

Ему было мучительно отрываться от собственных мыслей, болезненных грез и возвращаться к реальности. Басаргин теоретически знал о таком состоянии и даже часто наблюдал его сам во время допросов, когда человек согласен со всеми обвинениями в свой адрес – только бы его не беспокоили, только бы не заставляли отвечать раз за разом на те же самые вопросы, которые уже задавали.

– Мне-то все ясно. Я бы и дело уже передал следователю, на которого полагаюсь, поскольку не первый год вместе с ним работаю, только передавать его придется другому следователю, который неизвестно еще как все дело повернет и какое обвинение предъявит.

– Какому другому? – по инерции переспросил Наиль Федорович чуть растерянно, с трудом возвращаясь мыслями к настоящему, но так и не проявляя явной и естественной вроде бы заинтересованности, словно его собственная дальнейшая судьба касалась гораздо меньше, нежели капитана МУРа Леонова.

Леонов же, наоборот, казался собранным и сосредоточенным.

– Дело у меня забирают. В ФСБ…

– Им-то я каким местом еще понадобился, – Шакиров устало вздохнул и посмотрел на Басаргина взглядом больной собаки. – Это, как я понимаю, вы из ФСБ?

– Нет. Моя фамилия Басаргин. Зовут меня Александр Игоревич. Я руководитель российского бюро Интерпола, подсектор по борьбе с терроризмом. Мы не ведем следственных действий на территории России. Мы, в соответствии со своим уставом, проводим оперативно-разыскные мероприятия и передаем материалы своей деятельности российским же следственным органам. Или другим национальным органам, если работаем в другой стране. В данном случае мы заняты в операции совместно с управлением антитеррора «Альфа», и у меня есть собственное толкование всех происшедших с вами событий, поскольку они стали составляющей частью целого дела.

– Еще не легче. Интерпол… «Альфа»… Я не террорист, не надо на меня еще это вешать.

Басаргин устал считать вздохи арестованного.

– Я не сомневаюсь в вашей осознанной непричастности к терроризму. Ваша причастность существует, но она не осознана.

– Что вы хотите этим сказать? Если можно, не так мудрено… – Он не потерял способности ухмыляться, или же эта способность возвращалась по мере перемены обстоятельств вместе с заинтересованностью.