стараются. Впрочем, стараются они еще и потому, что работает авторитет «Альфы».

– Чтобы вам было понятнее, я могу предварительно рассказать, как проходило дело с подачи самого обвиняемого и с подачи его жены. Потом просмотрите протоколы, заключения и прочее. Будут вопросы, я отвечу. Будет желание, поговорите с арестованным.

– Ему уже назначили адвоката?

– Пока обходится дежурным. Но он не требует адвоката на каждый допрос. Думаю, без адвоката и вам будет легче с ним общаться.

– Хорошо. Сначала я вас выслушаю. Так будет удобнее, – Басаргин согласился.

– Итак, обвиняемый… Шакиров Наиль Федорович, двадцати шести лет от роду. Старший лейтенант вневедомственной охраны. По службе характеризуется положительно. Вскоре должен был получить капитана и пойти на повышение. Хороший специалист по сигнализации, очень грамотный технарь, что, сами знаете, в милиции сейчас редкость. Жену он начал подозревать несколько месяцев назад. Вообще-то, он подозревал ее всегда, с первых дней совместной жизни. Ревновал к каждому столбу и случайному взгляду. Такой характер. Отелло, одним словом. На этой почве жена даже собиралась несколько лет назад подать на развод. Но тогда все утряслось. Помирились. Но, знаете же, как у Чехова… Если в первом действии на стене висит ружье, в последнем действии оно должно выстрелить. Лучше бы для обоих было, если бы тогда развелись.

– Да, это было бы лучше, но ревность – это не черта характера. Ревность, как говорят психологи, это следствие неуверенности человека в себе. Выражение собственных комплексов через бредовые ощущения. Обычно обостряется у людей с сильным воображением и не слишком сдержанных по натуре.

– Может быть. Не буду спорить. Хотя склонности к комплексам за собой не замечал. И при этом не считаю себя способным к убийству на этой почве, но… Но я отвлекся, не о том начал.

– Продолжайте, – Басаргин мудро сделал вид, что не заметил собственных оправданий капитана, знающего свои ревнивые позывы.

– Шакиров начал подозревать жену около двух месяцев назад. Подозревать именно в связи с Кольцовым. Личность самого Кольцова только способствовала этому подозрению. Общительный до неуемности, может быть, даже до болтливости, полностью раскованный в общении, иногда, особенно когда выпьет, это можно принять за развязность. И при этом очень, просто чертовски обаятельный. Такие, как правило, женщинам нравятся. Да и мужчины к ним хорошо относятся. Куча друзей вокруг, и все тянутся за ним. Короче говоря, душа любой компании. Два месяца назад в коллективе был какой-то праздник. Засиделись допоздна. Жена позвонила Наилю Федоровичу. Он приехал за ней на машине. Подниматься в редакцию не стал. Не любил он туда появляться. Ждал в машине. Видел, как Алина вышла вместе с Кольцовым. Тот проводил ее до дверей. Но здание не покинул. Вернулся в кабинет. Сами понимаете, что каждого сотрудника заведующий отделом провожать до двери не будет. Если бы Кольцов сам вышел вместе с Алиной и отправился домой, даже если бы подвезти себя попросил, было бы естественнее. Но он не вышел. Наилю Федоровичу это активно не понравилось. Дело дошло, как у них часто бывает, чуть не до драки там же, рядом с машиной. Народ собрался. Только это их и остановило.

Дома они помирились, но Шакиров забыть этот эпизод не мог. Навязчивая идея до добра никого не доводит. Стал жестче контролировать поведение жены. Даже записывал время ее ухода на работу и возвращения с работы. Однажды даже сел на самолет и полетел в Волгоград, где она была в командировке. Проверял, одним словом. Но, как человек гордый, никому, кроме нее самой, о своих подозрениях не говорил. В отделе вневедомственной охраны вообще очень удивились этой истории. Там считали, что у Шакировых здоровая, любящая семья и образцовый семейный быт.

– А родственники? – перебил Басаргин.

– В Москве родственники есть только у Алины. Родная сестра-студентка и двоюродный брат с родителями. У Наиля вся родня в Башкирии и в Узбекистане.

– Пожаловаться, следовательно, ему было некому.

– Я же говорю, он не склонен был к жалобам. Все в себе держал. Когда человек в себе переживания копит, они, как правило, сильнее взрываются. Что многих и подводит. Самых лучших, как правило, парней.

– Человеческая гордость никогда не говорит, что этого человека можно отнести к лучшим людям. Гордость – это частица гордыни, одного из грехов, которых следует избегать. Но давайте определимся сразу с формированием мнения о Наиле Федоровиче. Я достаточно ясно вижу, что вы ему сочувствуете. Правильно?

– Предположим, – Юрий Юльевич насторожился.

– Я далек от мысли обвинить вас в предвзятости и уж вовсе не хочу сказать, что милиционер желает защитить милиционера. Меня вообще не касаются причины ваших симпатий и антипатий.

– Я тоже так думаю. – Теперь в голосе прозвучал вызов.

Басаргин уже понял, что Леонов «примеряет на себя» костюм Шакирова. Очевидно, определил схожесть характеров и некоторых обстоятельств.

– Меня интересует абсолютно объективное мнение. Абсолютно. Более того, попытаюсь вам объяснить, почему и каким образом я смогу стать вашим союзником и, возможно, помочь Шакирову смягчить вину.

– Даже так? – Леонов ухмыльнулся. – Что же, я вас слушаю.

– У меня есть основания предполагать, что Юрия Кольцова должны были убить. Не важно, кто, но это должно было произойти по логике вещей. И убить его должны были башкиры. Другие башкиры. Из националистической террористической организации. Исходя из этого, я могу предположить, что Шакиров стал только орудием убийства, не более. Его умышленно и планомерно подводили к такому состоянию, когда он, в соответствии со своим характером, должен был совершить убийство. Вот потому меня и интересует вопрос, кто мог так влиять на Наиля Федоровича, что заставил его решиться на такой шаг.

Леонов задумчиво покачал головой:

– Не могу дать ответ на такой вопрос. Просто не готов к нему, потому что у нас прорабатывалась только поверхностная бытовая версия. Но ваше предположение вполне может вписаться в ситуацию.

– А вы подумайте. Если вам так симпатичен Шакиров, вы можете оказать ему большую услугу. Если я правильно трактую российские законы, то доведение до убийства грамотный адвокат в состоянии сделать очень сильным козырем. Помогите же ему.

– Я попробую.

– А теперь поговорим об Алине Шагалеевне Шакировой.

Юрий Юльевич значительно вскинул руки:

– О! Это еще та штучка. С ней следует беседовать осторожно и… подготовившись основательно. Но, может быть, сначала поговорим с самим Шакировым? А то скоро арестованных будут кормить. Я не хочу оставить его без ужина. И так в подвале кормежка… Сами понимаете…

– Как хотите. Приглашайте.

Тихонов вошел в подъезд и уже с лестницы услышал характерный стук молотка и стамески. Догадался – в дверь квартиры ставят новый замок. Это уже было явным признаком того, что хозяин вернулся. Но замок ставил не хозяин, увидел Виктор Петрович, поднявшись по стертым ступеням, а водитель Столбова-младшего. Мысль о замке еще днем возникала у самого Тихонова. Но за другими думами она из головы улетучилась. Интересно только, где они смогли купить замок в такое время? Магазины уже закрыты – вечер. Впрочем, при том авторитете, который приобрел в городке Заяц, можно было предположить, что залетный армянин Самвел Гараян лично принес такой необходимый в хозяйстве предмет. Не захотел платить еще пятьсот баксов за то, что Заяц перебьет стекла в универмаге.

– Там? – с вопросительным кивком спросил Виктор Петрович умельца-водителя.

Тот ответил молчаливым кивком и посторонился, пропуская Тихонова.

Днем Виктор Петрович удивлялся, зачем стучат в дверь пришедшие, если дверь не закрывается. Сейчас, оказавшись по эту сторону порога, он несколько секунд посомневался, потом тоже постучал в косяк с пожелтевшей и потрескавшейся краской, предупреждая. И только после этого вошел сам.

Алексей Владиленович не вышел его встретить, как встречал днем Санька или Зайца. Тихонов прошел в комнату. И наткнулся на взгляд Столбова-старшего. Именно таким он его и представлял. Сухощавый, собранный, со слегка колючими и страдающими подслеповатыми глазами. Владилен Юрьевич сидел за столом, положив обе ладони на газеты, которые рассортировал совсем недавно по собственной системе, обещающей удобство в изучении, Виктор Петрович. Сын сидел на диване, так и не успев до конца разобрать отцовские бумаги, хотя стопка с документами, которые должны были, на его взгляд, вызвать интерес, значительно выросла за время отсутствия начальника охраны.

Судя по напряженным позам, между отцом и сыном произошел не самый теплый разговор.

– Проходи, Виктор Петрович, – сказал Алексей Владиленович. – Ты представляешь, не хочет отец рассказывать, что с ним случилось. Будто я для него посторонний человек. Я тут, понимаешь, все дела бросаю, целую бригаду специалистов с собой привожу, поднимаю на ноги весь город и даже райцентр, из Москвы собирается вылететь куча спецназовцев «Альфы», чтобы его спасать, а он молчит… Познакомьтесь, кстати…

Виктор Петрович прошел в комнату. Столбов-старший встал.

– Майор Тихонов, – представился Виктор Петрович. – Правда, отставной майор, бывший старший оперуполномоченный Свердловского управления ФСБ. В настоящее время служу начальником охраны у вашего сына.

Владилен Юрьевич только кивнул, не сказав ни слова и даже не изобразив улыбку плотно сомкнутыми губами. Тихонов сразу заметил на челюсти сбоку красноватый кровоподтек и припухлость вокруг него. Били старика справа. И, должно быть, сильно. Сейчас, наверное, челюсть болит. Возможно, даже сломана. В немолодые годы переносить побои труднее, потому что организм теряет способность к быстрому восстановлению. По описанию очевидцев похищения, Владилена Юрьевича ударили резиновой дубинкой по затылку сзади. Сопротивление он оказать уже не мог. Никто даже не заикнулся, что его били дополнительно. Рассказывали только, что сразу затолкали в машину и уехали. Значит, били его потом.

– И что с вами произошло? – спросил Тихонов, хотя понимал, если отец отказывается рассказывать сыну, то постороннему человеку не расскажет тем более.

– Ошиблись они. Не за того приняли.

– Ошиблись… – передразнил Столбов-младший. – Вот и весь сказ. Ошиблись и отпустили. За дураков он нас держит. Надеется, что так прокатит. Лучше ничего придумать не сумел.

Он сердился, привычный к манере поведения, когда его голос решает все. И даже с отцом пытался вести себя так же. Но у того, должно быть, были причины не говорить, хотя активно возражать против желания сына вникнуть в происшествие тоже не хотел. Это Тихонов прочитал в ситуации сразу.

– Сколько было башкир? – как полагается, невзначай задал он проверочный вопрос.

– Человек десять. Может, больше… Я не считал.

Вот и все. Значит, они не ошиблись. Потому что цепочка замкнулась. Если бы Владилен Юрьевич удивился, спросил, о каких башкирах идет речь, можно было