итальянец убедился, что в ней не было ничего, кроме куска свинца. Кроме этого профессору удалось взять небольшую часть этого свинца (позднейшая экспертиза показала, что это был именно свинец, и ничто иное). Когда свинец был погружен в тигель и проведена реакция, то было произведено некоторое количество золота. Его крупицы были также направлены итальянцем на экспертизу, которая опять показала, что это было именно золото!

После этих свидетельств стороне обвинения требовалось во что бы то ни стало уличить Таузенда в махинациях. Для этого пригласили химика Пауля Рентгена (не путать с физиком Вильгельмом Конрадом Рентгеном). Тот ударился в пространные рассуждения о том, что Таузенд теоретически мог использовать для своих экспериментов золотосодержащие вещества. Версия о том, что в первоначальной свинцовой руде могли содержаться крупицы золота, хотя и была правдоподобной, но не очень убедительной. Подобный способ выплавки уже теоретически мог применяться, но был весьма затратным, а потому его было решено не употреблять в промышленных масштабах. Впрочем, надо подчеркнуть, что это было всего лишь предположением. Использование «реакции свинца» являлось неосознанным продолжением так называемого «метода докимастов»[19]. Однако Рёнтгену оставалось непонятным, откуда про этот редкий метод стало известно не самому образованному Францу Таузенду. Затем критику Таузенда и его экспериментов продолжил профессор Хёнигшмидт. Его выступление больше напоминало обличительную проповедь, нежели выступление ученого: «Брошюру «180 элементов» мог написать только лишь страдающий манией величия невежда». Не будучи в состоянии объяснить, откуда в тигле у Таузенда появлялось золото, Хёнигшмидт заявлял, что это было не настоящее золото, а так называемый ювелирный сплав (итоги многочисленных экспертиз почему-то не учитывались). В ответ на это Таузенд наивно заявил, что уголь возникает из деревьев древности, то есть происходила трансформация материи и элементов. Когда Хёнигшмидт начал рассказ о том, что растения поглощают углекислоту из воздуха, то Таузенд прервал его: «То есть вы хотите сказать, что уголь содержится в воздухе? Тогда я очень рад тому, что мне на голову до сих пор не упала угольная глыба».

После этого слово взял прокурор, который требовал для Таузенда восемь лет тюрьмы, а также компенсации пострадавшим от его действий в размере 630 тысяч марок. Теперь Таузенд провозглашался «аферистом международного масштаба, который действовал по рецептам древних алхимиков, которые сами были мошенниками и проходимцами». Вынесение приговора было назначено на 5 февраля 1931 года. Франца Таузенда приговорили к трем годам и восьми месяцам тюремного заключения. Из них Таузенд уже провел двадцать месяцев в предварительном заключении. Надо подчеркнуть, что решение суда не отвергало возможности того, что Таузенд все-таки мог синтезировать золото, в вину ему ставились сугубо финансовые махинации.

Приблизительно в 1932 году была закончена продажа на публичных торгах имущества, некогда принадлежавшего Францу Таузенду. Из всех особняков и зданий самая интересная судьба оказалась у замка Тарандт. Его приобрел некий Шлегель, который был не только владельцем гостиницы, располагавшейся в саксонском городке Мариенберг, но и «исследователем магии маятника», которого характеризовали как «таинственного мечтателя с небрежными намерениями». Некоторое время спустя Шлегель решил передать замок национал-социалистической партии. С 1933 года он стал использоваться как казармы для штурмовиков.

Франц Таузенд был освобожден из Нюрнбергской тюрьмы в феврале 1933 года. Он оказался в ней еще во времена Веймарской республики, а вышел на свободу уже в Третьем рейхе. Почти сразу же после этого он попал в больницу с тяжелым воспалением аппендицита. Именно в этот момент к нему пришел репортер одной из немецких газет. Таузенд поведал ему, что в тюрьме не пользовался никаким поблажками и послаблениями, так как не проявлял раскаяния. «Я не умею делать этого. Истинным мошенником является как раз тот, кто способен демонстрировать публике свое сожаление и раскаяние. Я же не собирался ломать комедию. Я вообще не могу позволить себе подобных вещей. По этой причине общество мне по-прежнему доверяет». Однако пребывание Франца Таузенда на свободе было недолгим. В 1936 году его вновь осудили за мошенничество. Партийная газета национал-социалистов «Народный обозреватель» в те дни бушевала: «Отягчающим обстоятельством является то, что Таузенд не побоялся в самое кратчайшее время втереться в доверие к трем женщинам, чтобы позже завладеть их финансовыми средствами». Теперь обвинение представляло «алхимика» «не контролирующим себя психопатом». Новый судебный процесс (на этот раз почти не замеченный прессой) начался 20 января 1936 года в Вайльхайме. Таузенда приговорили в году тюремного заключения, но кассационный суд сократил этот срок до шести месяцев. По большому счету Таузенда почти сразу же выпустили на свободу, так как он несколько месяцев провел в предварительном заключении. Теперь «Народный обозреватель» пытался представить более объективную и взвешенную информацию: «Его обвиняли в том, что он оказался должен одной вдове в городе Мурнау, у которой он проживал на пансионе, сумму в 750 рейхсмарок. Владелица сдавала ему на три месяца квартиру и должна была предоставлять питание, за что предполагалось взимать 500 рейхсмарок. Часть из этой суммы Таузенд все-таки заплатил. Кроме этого он никогда не скрывал, что выполнял множество работ для хозяйки пансиона, притом, что питание в нем оставляло желать лучшего. То есть в итоге при перерасчете можно было бы предположить, что Таузенд все-таки выполнил работ на 2 тысячи рейхсмарок».

Не прошло и двух лет, как в мюнхенских газетах появились заметки, что Таузенда арестовали в третий раз. Случилось это 2 ноября 1937 года. И на этот раз он обвинялся в мошенничестве, жертвой которого стало горнопромышленное предприятие «Фихтельгольд». Судя по всему, Таузенд пытался снова синтезировать золото. Теперь суд был не столь благосклонным к «рецидивисту» — его приговорили к трем годам заключения. Вильгельм Вульф, личный астролог Генриха Гиммлера, в изданных в 1968 году воспоминаниях писал: «Когда я вернулся в Берлин, то получил от Небе поручение составить прогноз на основании предоставленных мне дат рождений 25 людей. Это были высшие руководители национал- социалистической партии, которых заподозрили в коррупции. Когда в середине 1943 года я составил только часть прогнозов, то столкнулся с адъютантом Гиммлера Зуханеком, который стал поторапливать меня. Он пояснил: «Рейхсфюрер СС просил передать Вам, что должны относиться к этому поручению более ответственно, в противном случае Вас ожидает судьба алхимика Таузенда, который находится в концентрационном лагере. И он будет там сидеть до тех пор, пока не сделает золото!»» Эта цитата является достаточно известной. Однако мало кому известно, что Зуханек не знал истинного положения вещей. Оказывается, к 1943 году Франц Таузенд уже был мертв.

Вообще маловероятно, что Таузенд работал для Гиммлера именно в концентрационном лагере. На это указывает отрывок из воспоминаний Адольфа Эйхмана, которые были написаны им еще в 60-е годы, но опубликованы многое время спустя после его казни. «В то время я работал в главном управлении СД. Гиммлер создал для своего алхимика небольшую лабораторию в парке, в котором обычно утром проводились занятия по строевой подготовке. Он должен был там добывать золото, что якобы умел делать. У этого алхимика была странная фамилия — Таузенд[20]». Если верить этому отрывку из воспоминаний, то Франца Таузенда должны были держать не в концентрационном лагере, а в одном из берлинских зданий, примыкавших к «дворцу принца Альбрехта», считавшегося символом СС и гестапо. Сохранились сведения о том, что Таузенда арестовали в 1940 году в швабском городке Крумбах. Умер Франц Таузенд 9 июля 1942 года в тюрьме «Швабиш-Халл». Когда в 1964 году местные органы власти вновь занялись его делом, то был сделан вывод: «Он исчез и больше не появлялся. Про него ходили лишь смутные слухи, например, что его казнили, так как он был посвящен во множество тайн».

Принято считать, что история современной алхимии ведет свое «летоисчисление» с 1895 года. Именно тогда одним ясным летным днем по Роад-авеню Лондона в перерывах между заседаниями прогуливались члены Европейской секции Теософского общества. После полуденного чая они занимали