будущее. Существовала преграда, и ее нужно было взломать. Действия ее определялись необходимостью; она хотела увидеть, куда идет ее брат, устремив вперед невидящий взор.

Знакомая меланжевая фуга начинала звучать в сознании. Алия глубоко вздохнула, стараясь обрести хотя бы хрупкое спокойствие, сосредоточенное и отстраненное.

Второе зрение способно сделать из человека опасного фаталиста, — думала она. К несчастью, в пророчестве нет «спускового крючка», его невозможно рассчитать. С видениями нельзя манипулировать, как с формулами. В них приходится погружаться, рискуя жизнью и разумом.

В резких тенях на примыкающем балконе шевельнулась фигура. Гхола! Обострившимся восприятием Алия увидела его с невероятной ясностью… смуглое живое лицо с блестящими металлическими глазами. В нем встречались ужасающие противоположности, они сталкивались, налетая с противоположных сторон. Он был сразу и тенью, и ослепительным светом… Процесс, давший новую жизнь мертвой плоти… произвел нечто невероятно чистое… и невинное.

Именно невинное!

— И давно ты здесь, Дункан? — спросила она.

— Значит, теперь я Дункан? — осведомился он. — Почему?

— Ты не должен спрашивать меня, — отрезала она.

Глядя на него, она удивлялась, как сумели тлейлаксу настолько отшлифовать свое создание и ничего не упустить из виду.

— Только боги могут так рисковать, — проговорила она, — совершенство опасно для смертного.

— Дункан умер, — возразил гхола. — Я — Хейт.

Она вглядывалась в эти искусственные глаза, гадала — что они видят. Вблизи в них были заметны крошечные выемки, колодцы тьмы, черневшие в сверкающем металле. Фасетки, как у насекомого. Вселенная искрилась вокруг и покачивалась. Она удержала равновесие, упершись рукой в прогретую солнцем ограду. Ах-хх, как быстро течет по телу меланжа.

— Вам плохо? — спросил Хейт. Он пододвинулся ближе, стальные глаза внимательно глядели на нее.

Кто это говорит? — удивилась она. — Дункан Айдахо? Или же ментат-гхола… а может быть, философ-дзенсуннит? Или простая пешка в руках тлейлаксу, куда более опасная, чем любой из навигаторов Гильдии? Брат ее знал об этом.

И она снова посмотрела на гхолу. Теперь он был пассивен, в нем дремало нечто: гхола был словно насыщен ожиданием и силами, превосходящими доступное человеку.

— Как дочь собственной матери, я во многом принадлежу сестрам Бене Гессерит, — отвечала она, — ты не забыл про это?

— Я помню.

— Я пользуюсь их знаниями, думаю, как они. Часть моего существа признает священную необходимость выполнения генетической программы — и всю значимость… ее продуктов.

Она заморгала, ощущая, как часть сознания ее уносится потоками времени.

— Говорят, что Бене Гессерит никогда не оступаются, — сказал он, только теперь заметив, как побелели ее пальцы, впившиеся в ограду балкона.

— Неужели я оступилась? — спросила она.

Гхола видел, как глубоко она дышит, чувствовал напряжение в каждом движении, заметил слегка остекленевшие глаза.

— Когда споткнешься, легко восстановить равновесие, надо лишь подпрыгнуть и перескочить через то, что легло на твоем пути.

— Это сестры Бене Гессерит споткнулись, — отвечала она, — и хотят восстановить равновесие, перепрыгнув через моего брата. Они хотят ребенка… ребенка Чани или моего.

— Ты понесла?

Чтобы ответить на этот вопрос, она с трудом отыскала свое положение во временном пространстве. Понесла? Где? Когда?

— Я вижу… моего ребенка, — прошептала она.

Отступив от края балкона, она обернулась к гхоле: белое, как соль, лицо и горькие глаза — два кружка расплавленного свинца… Он отвернулся от света, чтобы видеть ее в голубых тенях.

— И что же… ты видишь такими глазами? — прошептала она.

— То же, что и все вокруг, — отвечал он.

Слова его звенели в ушах, сознание напряглось. Она словно бы тянулась через всю Вселенную… прочь из нее… наружу, но время спутывало ее цепкой лианой.

— Ты приняла Пряность — огромную дозу, — понял он.

— Почему я не вижу его! — пробормотала в ответ Алия. Лоно творения не выпускало ее. — Скажи мне, Дункан, почему я не вижу его?

— Кого?

— Я не вижу отца собственных детей. Я затерялась в тумане Таро Дюны. Помоги мне.

Логика ментата немедленно выдала ответ, он медленно сказал:

— Сестры Бене Гессерит хотят кровосмешения. Ваш брак с братом позволит закрепить генетические…

Стон сорвался с ее губ.

— Яйцо во плоти, — выдохнула она. Нахлынул озноб, сменился жаром. Невидимый супруг из самых мрачных снов! Плоть, соединившаяся с плотью ее, невидимая взгляду пророчицы. Неужели дойдет до этого?

— Ты рискнула принять опасную дозу? — вновь спросил он. Нечто внутри него смертельно скорбело: дочери Атрейдесов грозит смерть… И Пауль в горе обратится к нему, извещая о смерти принцессы.

— Ты и не знаешь, какими путями ухватывают грядущее, — отвечала она, — иногда я вижу себя… но сама себе мешаю. Я не могу заглянуть в будущее через себя. — Она склонила голову, замотала ею из стороны в сторону.

— Сколько Пряности ты приняла? — повторил он.

— Пророческий дар противен природе, — сказала она, поднимая голову, — разве это тебе не известно, Дункан?

Негромко, как маленькому ребенку, он опять задал тот же вопрос:

— Скажи, сколько Пряности ты приняла? — и левой рукой взял ее за плечо.

— Механика слов столь неуклюжа, столь примитивна и двусмысленна, — отвечала она, ускользая из-под его руки.

— Ты должна сказать, — настаивал он.

— Погляди на Барьерную Стену, — указала она, и содрогнулась; там, куда указывала ее рука, скалы рушились под напором невидимых волн. Она отвела глаза, поглядела на лицо гхолы, черты его изменялись: старели, молодели… снова старели… и опять становились молодыми. Он был подобен самой жизни, уверенной в собственной бесконечности. Она хотела бежать, но он схватил ее за левое запястье.

— Я немедленно вызываю доктора, — проговорил он.

— Нет! Вот-вот придет видение! Я должна узнать!..

— Ты немедленно идешь к себе, — строго сказал гхола.

Она глядела на его руку. Плоть их соприкасалась, из руки его словно бил ток, пугавший и соблазнявший ее. Рывком она высвободилась, задыхаясь, проговорила:

— Вихрь не удержишь!

— Тебе нужен врач! — отрезал он.

— Как ты не понимаешь! — чуть ли не в отчаянии возразила она. — Я не вижу всего, одни только дергающиеся и колышущиеся обрывки. Я должна вспомнить будущее. Как ты не понимаешь этого?

— Что мне будущее, если ты умрешь? — отвечал он, мягко подталкивая ее к семейным апартаментам.

— Слова… слова, — бормотала она, — я не могу объяснить. Одно следует из другого… но если нет причины, нет и следствия. Мы не можем оставить Вселенную, какой она была. Сколько бы мы ни пытались, все время возникает провал.

— Ложись, — скомандовал гхола.

Как он туп, — подумала она.

Ее охватили прохладные тени. Мышцы собственного тела извивались червяками. Она не ощущала под собой твердого ложа. Только пространство. Все прочее не было материальным. Ложе истекало телами — ее собственными. Время множилось, напрягалось, и она не могла выделить хоть что-то единое. Вокруг было время, оно шевелилось, вся Вселенная уползала то назад, то вперед… во все стороны сразу.

Оно не вещественно, — объяснила себе Алия. — Его нельзя обойти, стать под ним. И нет места для точки опоры.

Вокруг нее сновали люди. Множество неизвестных держало ее за левую руку. Она посмотрела, как течет ее плоть, вдоль прикоснувшейся руки поглядела на жидкую массу лица: Дункан Айдахо! Глаза были… не те. Но это был Дункан: мальчик-мужчина-подросток-мальчик-мужчина-подросток. И каждая черта лица его выдавала тревогу о ней.

— Не бойся, Дункан, — прошептала она.

Он стиснул ее руку, кивнул и сказал:

— Лежи смирно.

В голове его крутилось: она не должна умереть! Не должна! Женщины Дома Атрейдес не должны умирать! Он резко тряхнул головой. Мысли эти противоречили логике ментата. Смерть необходима, чтобы могла продолжаться жизнь.

Гхола любит меня, — думала Алия.

И мысль эта стала опорой в море времени. Знакомое лицо, а за ним… комната. Она узнала одну из спален в апартаментах Пауля.

Застывшая и неизменная фигура что-то делала с трубкой, вставляя ее в горло Алие. Она попыталась сдержать спазм рвоты.

— Вовремя успели, — произнес голос семейного врача. — Надо было раньше вызвать меня. — В словах его угадывалась подозрительность. Трубка змеей выползала из ее горла.