в огромный бельевой бак с водой. Но рыбина была настолько велика, что согнулась в этом баке в кольцо, и все равно широкий хвост ее торчал снаружи. Страдальчески подвернув голову, щука тяжело дышала и вяло шевелила подсыхающим хвостом.

Лельке стало жалко бедную рыбину. Она побрызгала щуке на хвост холодной водой, и щука благодарно зашевелилась.

Вернувшись к себе, Лелька нашла на „белой карте“ полный текст первоначального обращения, мелко выписанный красным фломастером на обеих сторонах.

Будучи человеком пунктуальным и последовательным, Лелька села за стол, взяла карандашик и переписала обращение слово в слово, попутно подчеркивая самые важные, по ее мнению, узловые моменты. „Сударыня, Ваша доброта общеизвестна…“ Это в каком же, собственно, смысле? Стала фактором вселенского масштаба? И молва о ней распространилась по окрестным мирам? Ох, навряд ли. Скорее это форма этикета. Да и что им может быть известно о человеческой доброте? Возможно, они вовсе не люди. Но, с другой стороны, на чем-то их выбор основан? Иначе это слишком уж откровенная лесть. „Цель эксперимента благородна…“ Ну, допустим, допустим. Хотя, если разобраться, такие заверения подозрительны уже сами по себе. Благородная цель – укажите, какая. Правда, это может повлиять на чистоту наблюдения. В студенческие годы Лелька ходила по Москве с вопросником „Сколько детей вы хотели бы иметь?“ и кое-что в этом деле смыслила.

Возможно, их интересует поведенческий фактор в условиях неограниченной свободы воли. Быть может, у них есть на этот счет какие-то серьезные опасения. А может быть, где-то в иных мирах на этой свободе воли они уже обожглись. „Ваши возможности неограниченны…“ Благодарю за доверие. Лучшего выбора сделать вы не могли. „Вы вольны совершенно в радиусе десяти километров…“ Ссылка на кривизну земной поверхности Лельку не убедила. Скорее всего, они не хотят чрезмерно рисковать. Но и десяти километров вполне достаточно, чтобы выбросить Мшанск на орбиту вокруг Меркурия… либо сделать местных жителей парнокопытными и заставить их мирно щипать траву.

Вот почему они начали с указания на Лелькину доброту. Таким бесхитростным способом они пытаются связать ей руки. Предусмотрительные субъекты. „При перемещениях карту иметь с собой…“ Это как раз понятно. „Передаче в чужие руки не подлежит…“ Это тоже понятно. Что они, за идиотку ее считают? Надо играть по правилам или же не играть вообще. „Согласны ли Вы споспешествовать?..“ Надо же, слово какое выкопали.

И довольно умно: „помогать“ – унизительно, „сотрудничать“ – подозрительно, „оказать нам услугу“ – а, собственно, ради чего? „…и на ней проступит дальнейший текст“.

Лелька тщательно вытерла руки, положила БК на одну ладошку и прикрыла другою. Пальцам стало щекотно, Лелька даже заерзала.

Подождав с минуту, заглянула: на глянцевой белой поверхности появились новые бегущие слова: „Вам нужны доказательства. Понимаем и приветствуем. Посмотрите в окно“.

Лельке очень не хотелось выглядывать на улицу. Честно говоря, она просто боялась.

Но другого выхода не было.

Лелька вскинула глаза – и, тихонько ойкнув, прикрыла рот рукой.

Высоко над городом Мшанском, над полуразрушенной колокольней, которая от старости вся поросла мелкими березками, – в темно-синем небе стояла полная луна. Собственно, луне и полагалось там находиться, в точном соответствии с календарем. Но на сей раз с ее яркого диска на город Мшанск смотрело насмерть перепуганное Лелькино лицо. Брови подняты, глаза вытаращены, рот прикрыт рукой, на одном из пальцев блестит дешевое колечко…

– Хоть одеться успела… – прошептала Лелька, и губы на лунном диске зашевелились. – Господи, вот был бы кадр!

Лик погас.

А луна по-прежнему мчалась по небу, обдуваемая светлыми облачками, и казалась пустынной и мертвой, потому что с нее уже не смотрел никто.

В дверь забарабанили.

– Лелька! – закричала из коридора взволнованная тетя Тоня. – Лелька, слышишь меня? На луне изображение наладили! Лелька, ты спишь?

– Изображение? – фальшивеньким голосом переспросила Лелька, не вставая. – А что изображают, тетя Тоня? Интересное что-нибудь?

– Да пока только пробная передача! Дикторшу показали, а звука нет.

– Красивая дикторша? – осторожно спросила Лелька.

– Обыкновенная! – ответила хозяйка. – Мой мужик говорит, Ангелина Вовк.

– Я ее не люблю! – сказала Лелька и изобразила равнодушный зевок.

– Вот московская! – сердито проговорила тетя Тоня. – Ничем ее не удивишь!

И босые ноги зашлепали по коридору.

Лелька облегченно вздохнула: кажется, на первый раз обошлось.

Она с опаской покосилась на „белую карту“, а там уже начал проступать новый текст. „Сообщение об этом эффекте Вы сможете прочитать завтра в местных газетах. Если это доказательство наших с Вами возможностей представляется Вам убедительным, просим Вас начинать без промедления“.

Ну уж нет! Лелька вовсе не намерена была торопиться. Всю свою жизнь она действовала размеренно и целенаправленно, и изменять этой привычке сейчас у нее не было никаких оснований.

Они решили провести эксперимент – ну что ж, придется им постараться.

Лелька была не из тех, кто поступает, а потом сожалеет о содеянном. Она их выжмет, как лимон, этих „доброжелательных наблюдателей“, и не станет удручать себя размышлениями, как это выглядит со стороны.

Работы в радиусе десяти километров ей было вполне достаточно.

Она приехала сюда, чтобы сделать город Мшанск единственным и неповторимым. Не на одной столице свет клином сошелся, не едиными Луврами и Сорбоннами жив человек, кто-то должен жить и во Мшанске.

Так рассуждала Лелька, еще когда могла рассчитывать только на свою молодость и на свой темперамент.

Теперь же, как говорится, ей и карты в руки.

Возможно, именно поэтому она „выбрана и предложена“.

А что? Есть в этом логика или нет?

В первую очередь Лелька намерена была навеки закрыть пивзавод. Ничто так не портило город, ничто так не делало его глухим и провинциальным, как это полукустарное предприятие, превратившее в клоаку красивый уголок.

Пивные ароматы (да если бы только пивные!) круглые сутки стояли над монастырскими стенами, зеленая лужайка вокруг была залита разноцветными помоями, к которым даже поросята брезговали подходить.

А сам монастырь, прекрасный, хотя и здорово запущенный памятник пятнадцатого века (шутка сказать!), достоин был лучшего применения. В нем было место музею, гостинице, но уж никак не пивному заводу.

В своей борьбе против пивной отравы Лелька и не расчитывала на помощь инопланетных сил. Закрыть нерентабельное предприятие, реставрировать памятник старины – все это было по плечу земному человеку.

Но до сих пор Лелька стучалась в наглухо заколоченную дверь. Жители Мшанска просто не видели своего сокровища, и Лелькины уверения, что монастырь этот – жемчужина