генерального штаба и был определен по службе сначала в Крым, а затем, в качестве военного атташе, в Грецию.
С детства Ферсман увлекался камнями.
Везде он умудрялся собирать коллекции, сперва любительские, затем более серьезные, отвечавшие определенной системе. Когда отец был назначен директором Кадетского корпуса в Одессе, Ферсман нашел совсем уж необычный способ пополнения своих коллекций: он рылся в кучах каменного балласта, сгружаемого с кораблей, приходивших в Одессу из разных уголков Земли.
В 1901 году, окончив гимназию, Ферсман поступил на физико-математический факультет Новороссийского (Одесского) университета. Минералогию в университете читал профессор Прендель. Невозможно скучные лекции Пренделя могли кого угодно оттолкнуть от занятий. Только переход в Московский университет удержал Ферсмана на естественном факультете. В Москве, на его счастье, кафедру минералогии возглавлял В. И. Вернадский. В его лекциях минералы выглядели не грудой мертвых статичных образований, а продуктом совершенно определенных химических реакций, безостановочно протекающих в земной коре.
Здесь Ферсман опять, теперь на всю жизнь, увлекся минералогией.
«Мы работали не менее двенадцати часов в лаборатории, нередко оставаясь на ночь, – вспоминал он, – так что анализы шли целые сутки; два раза в неделю мы читали доклады в кружке у В. И. Вернадского, разбирали с ним коллекции, слушали его увлекательные лекции. Университетская жизнь с блестящими выступлениями Ключевского, годы молодой борьбы за высшую школу, огромный научный и общественный авторитет Вернадского – все накладывало и на нас свой отблеск, и мы гордились своими 12 кв. метрами лаборатории, гордились музеем, гордились каждой печатной работой нашего старого и запущенного Института».
Окончив университет, Ферсман отправился в двухгодичную заграничную командировку. В Париже он работал у минералога А. Лакруа, в Гейдельберге у норвежского геохимика В. М. Гольдшмидта. В Швейцарии, в Италии, в Германии, во Франции, на острове Эльба побывал на многих месторождениях минералов. Там же, за границей, закончил монографию, посвященную алмазам. Проиллюстрировал он ее собственными рисунками. Но главным в командировке стало то, что на острове Эльба Ферсман впервые заинтересовался пегматитами – горной породой, для которой характерна своеобразная структура, обусловленная необычным срастанием кварца и полевого шпата. Кристаллы кварца на фоне полевого шпата образуют узор, напоминающий древнюю клинопись, отсюда и второе название пегматита – письменный камень. Интересен пегматит еще тем, что с его месторождениями, как правило, связаны находки драгоценных камней, разнообразных слюд, полевых шпатов, оловянного камня, радиоактивных и редких минералов.
Занявшись пегматитами, занимаясь ими много лет, Ферсман стал крупнейшим их знатоком. В 1931 году он обобщил свои исследования в большой работе «Пегматиты, их научное и практическое значение». Ценность этой работы заключалась в том, что впервые пегматиты были подвергнуты изучению с точки зрения минералообразующих процессов. Ферсман сумел показать, как в течение весьма длительного процесса остывания магмы в строгой последовательности, определенной законами физической химии и термодинамики, выделялись различные минералы в различных сочетаниях друг с другом. Это позволило лучше понять, почему те или иные минералы и руды часто встречаются вместе или, наоборот, как бы избегают друг друга.
В 1909 году Ферсман начал преподавать минералогию в Московском университете. Но в 1911 году, в связи с известными событиями, связанными с действиями министра народного образования Л. А. Кассо, он покинул университет.
С 1912 года Ферсман – профессор минералогии Высших женских (Бестужевских) курсов в Петербурге. Одновременно он – старший хранитель, а затем директор Минералогического музея Петербургской Академии наук. Тогда же Ферсман принял деятельное участие в организации научно-популярного журнала «Природа», сыгравшего неоценимую роль для распространения научных знаний в России.
Когда началась первая мировая война, Россия, слабо разрабатывавшая свои месторождения полезных ископаемых и лишенная теперь возможности получать минеральное сырье из-за границы, оказалась в крайне тяжелом положении. Для решения этих вопросов в 1915 году группой видных ученых была организована специальная Комиссия сырья и химических материалов при Комитете военно-технической помощи. Возглавил Комиссию Ферсман. Одновременно он исполнял обязанности секретаря Комиссии по изучению естественных производственных сил при Академии наук – КЕПС. Эта Комиссия имела самое прямое отношение к военным нуждам, но дела ее постоянно тормозились отсутствием средств, необходимых для срочных исследований. Дошло до того, что академик Крылов, возмущенный волокитой со стороны правительства, однажды заявил, что при таком подходе к делу можно ожидать чего угодно, даже полного крушения императорской семьи, – ведь это ей принадлежали вольфрамовые месторождения Забайкалья, о которых шла речь на собрании. Вынув из кармана 500 рублей, Крылов сказал: «Это для спасения нашей армии, оставшейся без снарядов».
По-настоящему огромный научный и организаторский талант Ферсмана развернулся после революции. Обладая глубокими знаниями в самых разных областях – почвоведении, геологии, минералогии, химии, физики и геофизики, астрономии, истории материальной культуры, истории науки, Ферсман в каждой из перечисленных областей оставил заметный след.
В 1918 году Ферсмана избрали директором только что созданного в Петрограде Географического института.
«…Я вижу первую тропу к науке будущего, – сказал Ферсман на годичном акте Географического института 30 января 1922 года, утверждая роль науки в жизни общества. – Я вижу науку, как мощный государственный механизм, я вижу всемогущую власть ее и ее деятелей, могучее подчинение науке всех элементов государственной жизни, торжество мысли и духа, творческих порывов. В этом будущем строителем жизни будет ученый – не оторванный от окружающего мира, а тесно связанный с ним; он будет иметь свое право владеть этим миром, ибо только его достижениями будет этот мир жить».
В 1919 году Ферсмана избрали действительным членом Академии наук.
Многочисленные полевые маршруты Ферсмана пролегли через Кольский полуостров, Тянь-Шань, пустыни Кызылкум и Каракумы, через Урал, Забайкалье. Ученый бродил по сибирской тайге и по берегам Байкала, поднимался на ледники Алтая. Он работал на безжизненных берегах залива Кара-Богаз-Гол и в труднодоступных горах северного Таджикистана. Однажды на железнодорожной станции Имандра оборванному, заросшему бородой Ферсману, только что выбравшемуся из тундры, какой-то сердобольный пассажир сунул в руку пятак. Этот пятак, как талисман, академик Ферсман всегда носил при себе.
В течение многих лет Ферсман занимался Хибинами.
Обычно полевые отряды расходились по тундре, чтобы встретиться на северном берегу озера, над которым возвышается гора Кукисвумчорр с вершиной плоской, как стол. Не раз в маршрутах Ферсман и его сотрудники натыкались на деревянные треугольники – опознавательные знаки английского экспедиционного корпуса, действовавшего здесь в 1919 году. Тогда в Лондоне вышла карта, на которой Мурманский край был закрашен в условный цвет английских колоний, а известный полярный исследователь Эрнст Шекльтон даже подписал договор с белогвардейскими властями на «постоянную и систематическую» в течение девяноста девяти лет промышленную эксплуатацию естественных богатств Кольского полуострова.
На горе Кукисвумчорр Ферсман наткнулся на богатую жилу.
«Вот он, обманщик», – произнес Ферсман, поднимая с земли невзрачный на вид зеленоватый камень. «Обманщиком» оказался апатит; название его, кстати, переводится с греческого именно так – обманщик. Иногда он выглядит как прозрачные кристаллики, похожие на кварц, иногда как плотный камень, напоминающий известняк или мрамор, а иногда просто как рыхлая рассыпчатая масса. Под прямым руководством Ферсмана были открыты и разведаны богатейшие месторождения апатита, нефелина и медно-никелевых руд. Эти работы Ферсмана были отмечены премией им. В. И. Ленина. Уже в 1929 году в тундрах и в горах началось промышленное использование апатитов, в диких прежде местах выросли города Хибиногорск и Мончегорск, а в Хибинских горах – в долине озера Малый Вудьявр – была создана постоянная научно-исследовательская станция Академии наук СССР, названная Тиэтта. На языке местной народности саами это слово означало – «наука, школа».
«Среди всех переживаний прошлого, – вспоминал Ферсман, – среди разнообразных картин природы, человека, хозяйства, самыми яркими в моей жизни явились впечатления Хибин – целого научного эпоса, который почти на двадцать лет заполнил все мои думы, силы, энергию, овладел всем моим существом, заострил волю, научную мысль, желания, надежды. Были годы, когда вся жизнь, все интересы вращались только вокруг Хибин, заостряя целеустремленность, укрепляя взаимным интересом, создавая молодых и старых хибинцев – целое „племя“ увлеченных людей. Только этим упорством и упрямством, только огромной работой над Хибинами, мы смогли добиться результатов в этой стране чудес, стране, как в сказке, постепенно раскрывавшей перед нами свои загадки».
Много лет отдал Ферсман Средней Азии. Там, в центре песчаной пустыни, он открыл холмы самородной серы. В 1928 году в Каракумах был поставлен специальный завод. Описывая бесплодные пески, Ферсман ярко восстанавливал доисторические ландшафты. «…Перед нами была картина древних лагун, моря и соленых озер, окруженных песками, в пустынном жарком климате. Море отступало на запад, оставляя лиманы, озера, солончаки, шоры. В одних накапливались черные илистые грязи, подобные знаменитым илам новых крымских соляных курортов, в других образовывался при действии бактерий песочек серы, подобно тому, как такие же налеты серы и сейчас покрывают берега лиманов Атлантического океана на западном берегу Африки…»
Из-за серьезной болезни врачи запретили Ферсману работать в поле. Неистовый путешественник вынужден был теперь перейти на кабинетный режим. Несомненно, это подтолкнуло его теоретические разработки. Основы молодой науки, одним из основоположников которой он являлся, Ферсман изложил в фундаментальном четырехтомном исследовании «Геохимия». «Под геохимией, – писал он, – мы подразумеваем ту отрасль геологических наук, которая имеет целью изучение распределения, рассеяния и концентрации, сочетания и миграции химических элементов в земной коре. Основной единицей ее исследования является, следовательно, сам химический элемент, или нейтральный атом, или чаще всего та подвижная его часть, которую мы зовем ионом».
В «Геохимии» Ферсман первый коснулся проблемы выяснения относительной распространенности тех или иных элементов в земной коре. Известно, что, скажем, содержание таких элементов, как кремний и кислород, составляет на Земле соответственно 28 % и 49 % по отношению к весу земной коры, а вот содержание таких элементов, как радий, уран, торий почему-то выражается ничтожными долями процента.
Это требовало теоретического объяснения.
Ферсман неравномерное распространение элементов связал со строением их атомов. Как известно, к наиболее устойчивым элементам, составляющим Менделеевскую таблицу, относятся первые двадцать восемь, потому что они наименее склонны к самопроизвольному распаду, а вот тяжелые элементы с большим атомным весом, легко распадаются.
Замечательные идеи высказал Ферсман в области энергетики геохимических процессов. Никто до него не разрабатывал так глубоко влияние законов термодинамики на ход природных процессов. Разработанная Ферсманом геоэнергетическая теория объяснила законы последовательности выделения кристаллов из остывающих растворов и расплавов; парагенезис минералов и химических элементов; распределение элементов по геосферам; наконец, она объяснила образование различных типов рудных месторождений.
За вклад в науку Лондонское геологическое общество наградило Ферсмана палладиевой медалью имени Воллостона. Это высшая геологическая награда. Медалью Воллостона в свое время были удостоены Вильям Смит, Леопольд фон Бух, Чарльз Дарвин, Эдуард Зюсс.
В двадцатые годы Ферсман исполнял обязанности академика-секретаря отделения физико-математических наук Академии наук СССР, с 1927 по 1929 год был вице-президентом Академии, а с 1929 по 1945 год – членом ее Президиума. В те же годы Ферсман возглавлял Радиевый институт, а с 1932 по 1938 год исполнял обязанности председателя Уральского филиала АН СССР и Кольской базы им. С. М. Кирова. В тридцатые и в сороковые годы – был директором Института