— Неужели твой кролик ест сосиски? — Для Бильбо — фрукты, а сосиски любит Келпи.

— Ты шутишь? Лошади не едят мясо!

— А Келпи ест. Пойдешь со мной и сама увидишь. Ты тоже захвати что-нибудь для нее.

Аннушка послушно поставила на свой поднос еще одну тарелку и положила на нее несколько ломтиков ветчины, хотя подозревала, что Дара ее просто разыгрывает. Может, после вчерашнего ужина она хочет держать в Норке побольше серьезной еды?

— Бери какао! — кивнула Дара на поднос, уставленный перевернутыми кружками.

Аннушка взяла кружку, перевернула — и обнаружила в ней горячее какао.

— Как это? — удивилась она.

— Как-как! — передразнила ее Дара. — Маленькое хозяйственное заклинание, чтобы какао не остывало.

Они еще взяли по стакану сока, и Дара повела Аннушку к пустому столику перед одним из каминов. Ну и странные же камины были в этом Каминном зале! Аннушка заглянула в узкое жерло и чуть не выронила поднос: в глубине камина, объятая языками огня, стояла привязанная к столбу женщина. Над топкой, освещаемая мятущимися языками пламени, горела надпись медными буквами «Брайди О Тул».

— Ведьма Брайди О'Тул из Айги! — весело сказала Дара, переставляя завтрак с подноса на столик. — Не бойся, Юлианна, она не живая. Это статуя ведьмы, которую быдлики сожгли на костре.

— За что ее сожгли?

— Да ни за что, просто из тупой зависти. Она держала кондитерскую и помогала горожанкам избавляться от надоевших мужей.

— Как она им помогла?

— Она пекла для них пирожки с отравой. Эти дуры сначала поизбавлялись от своих мужей, а потом вдруг раскаялись, признались сами и Брайди, бедняжку, заложили. Про нее есть лимерик:

Ведьма Брайди О'Тул из Айги дам учила, как печь пироги.

Но в костер залетела и слегка подгорела кулинарка О'Тул из Айги.

Аннушка поежилась, косясь на камин.

— Это тоже ты сочинила?

— Угу, еще на первом курсе; говорят, я лучше всех в Келпи сочиняю лимерики. А вон в том камине горит Анжела Лабарт из Франции, дальше — Анна Шлуттенбауэр из Германии, за ними горит леди Кер из Шотландии, а вон там полыхает горбатая старушка Элизабет Пленахерин из Австрии, — и добавила почему-то с гордостью: — ей было семьдесят лет, когда ее возвели на костер!

— Ужас какой! — Аннушка отвернулась от страшных каминов и принялась оглядывать зал. — Как-то странно сидеть за столом и есть, когда вокруг тебя горят люди, хоть и не настоящие.

— Предрассудки! — фыркнула Дара. — У вас дома что, новости по телевизору за ужином не смотрят?

— За ужином? — Аннушка хотела сказать, что бабушка предпочитает новости узнавать из газет, а телевизор они включают изредка, чтобы смотреть специальные передачи — православные, про путешествия и животных, изредка какой-нибудь хороший фильм. Но тут она вспомнила, что представляет в Келпи не Аннушку из Пскова, а Юльку с Крестовского острова, и поправилась:

— Да, у нас включают телевизор в столовой сразу перед тем как сесть за стол.

— И что, у вас в России не показывают в новостях трупы, раненых, кровь и всякое такое?

— Показывают, конечно.

— А когда ты смотришь, как выносят, например, носилки с убитыми и ранеными после теракта, у тебя что, аппетит портится?

— Я такое стараюсь не смотреть. Но я понимаю, о чем ты, Дара. Да, и у нас люди спокойно жуют, глядя на горящие машины, взрывы, на раненых и на трупы.

— Вот-вот. А это, между прочим, документальные кадры — там-то настоящие трупы, а не статуи, как вот эта — она кивнула на ровным пламенем горевшую Брайди О'Тул.

— Да, ты права, Дара. Получается жуткая вещь: телезрители ужинают, глядя на только что убитых и раненых. Но если бы они так делали в жизни, их бы назвали жуткими злодеями! Я тут чего-то не понимаю…

— Чего ты опять не понимаешь?

— Если убийство людей пропущено через экран, так что же, оно как бы и за убийство уже не считается? Можно глядеть на труп и чесать пятку, гладить кошку или жевать пирожок…

— Тебе на уроке людоведства миссис Балор объяснит, почему новости показывают именно в то время, когда люди обычно ужинают.

— Потому, что зрители в это время дома?

— Не-ет! Это для того, чтобы люди вместе с едой легче переваривали всякие злодейства и непотребства. Между прочим, там, на телевидении, полно наших работает. А ты ешь давай! Чего ты глаза на меня таращишь?

Аннушка опустила глаза в тарелку и начала есть кукурузные хлопья, а Дара принялась за сосиски. Только они занялись едой, как по залу пронесся шум. Аннушка оглянулась на дверь и увидела, как в зал величаво вплыла девочка удивительной красоты. У нее были огромные черносливовые глаза и смуглое личико с капризно изогнутыми пухлыми губами. Золотистое платье плотно облегало ее стройную фигурку, а с одного плеча падало легкими складками расшитое золотыми нитями и жемчужинками зеленое покрывало