— Как тебя зовут?
— Юлианна Мишина. А тебя Дара О'Тара, мне уже сказали.
— Понятно. Акцент у тебя какой-то… непонятный! — Она покрутила головой. — Ты хоть все понимаешь, что я говорю?
— Конечно. Я давно учу английский, у меня только разговорной практики не было.
— Теперь будет, — успокоила ее Дара.
Аннушка не знала и знать не могла, что Ангел Иоанн все ночи после их заговора на острове Пятачок, стоя над ее изголовьем, читал ей вслух «Хроники Нарнии» на английском языке: вот почему она понимала почти все, начиная с объявлений в самолетах и в аэропортах и кончая разговорами с мисс Морген, леди Бадб и Дарой.
Дара была в общем-то девочка как девочка, только одета была странно: на ней были шорты и топик, оставлявшие голым веснушчатый живот, а на ногах были косматые зимние сапоги.
— Как называется город, из которого ты приехала, Юлианна?
— Санкт-Петербург.
— Дурацкое название.
— Почему же дурацкое? — удивилась Аннушка.
— Слишком длинное, его трудно засунуть в лимерик.
— Куда засунуть?
— В лимерик. Это такие ирландские стишки-дразнилки.
— А зачем Санкт-Петербург засовывать в дразнилки?
— Глупая! Чтобы все их запомнили и потом тебя дразнили.
— А зачем тебе нужно, чтобы меня дразнили, Дара? — Затем, что все равно будут. У нас все всех дразнят. Для тебя же лучше, если лимерик про тебя напишу я сама — тогда другие поленятся сочинять. Так что давай какие-нибудь названия покороче.
— А без названий никак нельзя?
— Можно, конечно, но это будет неправильный лимерик. В лимерике, написанном по всем правилам, в первой строчке обязательно должно указываться место жительства героя.
Аннушка задумалась: сказать Даре, что вообще-то она из Пскова, или не говорить? Решила пока оставить Петербург.
— Ладно. У этого города много всяких названий: Питер, бывший Ленинград, град святого Петра…
— Святые у нас тут не в моде, Ленинград слишком длинно, а вот Питер подойдет. Теперь не мешай, я буду сочинять.
Дара задумалась ненадолго, а потом выпалила:
В Норку к Даре девица из Питера заявилась и ноги не вытерла.
Почему не сидится этой русской девице на просторах любимого Питера?
— Кажется, я вытирала ноги… Тебя же не было в комнате, когда я пришла; почему ты думаешь, что я их не вытерла?
— Ой, тупица какая! Твои ноги нужны для рифмы, это поэтическая вольность!
— Так ты не хочешь, чтобы я здесь жила?
— С чего ты взяла? — вытаращила глаза Дара.
— Я так поняла из твоего стишка.
— Юлианна! Ты что, вообще шуток не понимаешь или это у тебя с дороги?
— Нет, но я подумала…
— Думать здесь буду в основном я, а ты только слушай меня и не пропадешь. И жилище наше больше комнатой не зови. Запомни, это Норка! Понятно?
Аннушка пожала плечами. И вдруг непонятным образом она мгновенно оказалась опрокинутой на шкуру носом в медвежий мех, а Дара — верхом на ней.
— Отвечай четко и внятно, — приказала Дара, хмуря широкие рыжие брови и сверкая зелеными глазами. — Понятно тебе, как называется мое жилище?
— Да понятно, понятно, — засмеялась Аннушка и чихнула. — Норка. Как у хоббитов. Только отпусти меня, пожалуйста, мне медвежья шкура в нос лезет. И мне очень нравится твоя Норка, Дара, честное слово!
— Наша Норка, — поправила ее Дара. — А как ты относишься к хоббитам?
— Они мне тоже нравятся. Я читала «Властелина колец» и кино смотрела. Разве хоббиты могут не нравиться?
— Тогда порядок, — Дара оставила Аннушку и побежала к своему шкафу. — Отныне мы обе — хоббиты, а вообще нас теперь трое!
Аннушка хотела спросить, кто у них третий, но не успела. — Я тебе дам мои старые хоббичьи сапоги, — продолжала Дара. — И учти: тем, кто живет в одной комнате, разрешается дружить, чтобы они друг друга не