а у людей из Нижней Деревни вообще ничего не оставалось.

Вторая половина дня была посвящена приготовлению похлебки, котел за котлом, и я сама не съела ни капли оттуда. Когда закипал четвертый котел, меня начало трясти с ног до головы, что-то похожее я испытывала и раньше, только гораздо сильнее. Я скрылась в комнате с орнаментами, рухнула там на диван и в одиночестве боролась со своими судорогами. Прошла четверть часа, и я наконец перестала бояться снова погрузиться в это страшное черное забытье. Я не знала, произошло это от нервного истощения, от страха или от того, что моему организму не хватало привычных ингредиентов в чае. Или же мое чувство вины было настолько сильным, что я заболела от него.

Уже стемнело, когда я поставила вымытый котел вверх ногами на полотенце обсушиваться и вышла из кухни в сад. Все мое тело ныло от усталости. Пока я мыла посуду, я думала о своем будущем, и от этого устала еще больше. В ночном саду, казалось, царило оживление — яркий свет луны, движущиеся тени и какие-то ночные перешептывания, и тут я вдруг поняла, что одной из теней был Лэйн. Я слышала его приближающиеся шаги по гравию, но не могла поднять на него глаз и только смотрела, как его заляпанные глиной башмаки остановились рядом с моими. Я молчала, боясь получить от него очередную порцию боли, и так мы оба стояли и разглядывали капустную грядку.

Спустя вечность он разомкнул губы и сказал:

— Прошлой ночью мне в достаточно туманной и размытой форме пригрозили, что если я еще хоть раз осмелюсь сказать тебе грубое слово, из-под земли вылезет дьявол собственной персоной и утащит меня за собой прямо в адское пекло.

Я не смогла сдержать смеха.

— Твоя тетя просто сокрушительна в своей любви, так же, как и в ненависти.

— Это точно, — пробормотал он и сунул руки в карманы. — А ты хорошо справилась сегодня, в деревне. Локвуд потом все утро провел в каком-то очень тяжелом разговоре с мистером Купером. А еще мы разыскали трех бывших шахтеров. Они сейчас бьются над системой осушения.

Порыв ветра закачал ветви в саду.

— Значит, опиум? — сказал наконец он.

— Угу.

— Все это время?

— Ага.

— Получается… на вечеринке тебе просто подмешали слишком много?

Я вздохнула.

— И это делал Дэйви… Элдридж заставлял его…

— Да.

Казалось, его ярость наэлектризовала воздух вокруг. Я буквально ощущала ее прикосновения на коже, словно разряды.

— Почему? — вдруг тихо спросил он.

Я подробно рассказала ему о том, что видела в подполе, о порохе и запахе, гироскопе и рыбе. А еще о том, что Бен говорил о броненосцах и Париже.

— Мелкий порох, ты говоришь. И хлопковый пух. И ты всерьез считаешь, что рыба должна была… взрываться?

— Я уверена.

Лэйн провел рукой по волосам, вероятно, вспоминая взрыв в канале.

— Папа бывал во Франции, — сказал он. — И в последний раз тогда, когда как раз началась война. Ты хоть понимаешь… Ты осознаешь, что в этой ситуации флот — это все? Если бы у Франции были корабли, которые мы не смогли бы потопить, или они ухитрились потопить все наши, то сейчас мы с тобой говорили бы на французском?

Мне вспомнилось лицо Бена, когда он говорил о том, что все хорошие идеи получают достойное вознаграждение.

— Думаю, он рассчитывал стать очень богатым.

— Почему тогда было просто не забрать эту проклятую рыбу? Ведь все знают, что он часто бывал один в мастерской.

Меня тоже это беспокоило, но при упоминании о разговорах на французском меня вдруг осенило.

— Ты пишешь письма на французском?

Он нахмурил свои угольные брови.

— Ну да, могу, и неплохо. Только вот я уже давно никому никуда не писал.

— Мэри как-то сказала мне, что от нас уходят письма на французском. Я сначала подумала, что это ты, но… Теперь я понимаю, что это он писал кому-то и, возможно, этот кто-то собирался приехать сюда, в мастерскую, например.

— Сейчас в ней уже нечего смотреть.

Я в сотый раз ощутила горечь сожаления и раскаяния. Превозмогая боль, я заговорила дальше:

— Может быть, он рассчитывал, что если одна из игрушек дяди пригодилась ему, то может появиться еще одна, а потом еще. Он так переживал за то, чтобы дядя Тулли остался, чтобы в Стрэнвайне все шло своим чередом, чтобы я не смогла сделать то, за чем меня отправили… Он часто мне об этом говорил.

— Правда?

Я почувствовала, что это непростой вопрос и что у него серьезная подоплека, но ответить не могла. Лэйн, конечно же, и сам знал ответ. Лэйн скрестил руки на груди и нахмурился, глядя на капусту.

— Тебе следует знать, что мы его еще не нашли. Он мог опуститься на дно до того, как обрушилась стена. Я его не видел, хотя вода была очень мутной.

Я ничего не ответила. Мне не хотелось вспоминать о том, как я стреляла.

— Я расскажу обо всем мистеру Бэбкоку, как только он доберется сюда.

Да, мистер Бэбкок. Он точно будет знать, как лучше сделать. А еще он обещал, что вернется раньше, чем истекут мои оговоренные тридцать дней. Но этот срок наступил и уже прошел, а его все не было. Обещания он не сдержал.

— Я спускался в розарий, — сказал Лэйн, — и видел разбитый купол. Если бы та рама не разломалась, он бы налился до самого верха.

Я закрыла глаза. Не хочу думать об этом.

— Тетя Бит сказала, что… Ты была с ним… там.

Я почувствовала боль в его словах так же, как перед этим чувствовала злобу, и моя собственная от этого только усилилась.

— Кэтрин, — сказал он, — ты хоть понимаешь, что это не твоя вина?

Я молчала. Это моя вина, как ни крути.

— Ты ранена, — продолжил он и потянулся к моей порезанной руке.

Против собственной воли я сделала шаг назад. Лэйн тут же сунул руки обратно в карманы.

— Ясно, — просто сказал он.

Как бы я хотела никогда, никогда не приезжать в Стрэнвайн. Миссис Джеффрис была абсолютно права. Я сама себя истерзала на тысячи мелких кусочков, никто, даже тетка Эллис, за целую сотню лет не смог бы причинить мне столько боли. Но я уже выбрала свою дорогу.

— Когда мистер Бэбкок приедет, он будет распоряжаться всеми восстановительными работами, — невозмутимо сказала я.

— И ты уедешь.

— Да. Я сделаю то, о чем он просил меня с самого начала. Поеду к тетке и буду врать ей столько, сколько необходимо, сколько вообще смогу выдумывать. Это не продлится долго, но я приложу все свои силы…

Где-то наверху в комнатах были дети, они смеялись и дурачились. Как же приятно было слышать их голоса из дома, который я вначале сочла слишком мрачным, заброшенным и угрюмым. Я повернулась, чтобы пойти в кухню.

— Я собирался заботиться о вас, — сказал он мне вслед. — О вас обоих.

— Знаю. И теперь позволь мне сделать то же самое для тебя и дяди Тулли. Нет ничего важнее, чем держать тетку подальше от Стрэнвайна.