Я помогла Мэри с уборкой: мыла, терла, скоблила и выбивала каждую пылинку в библиотеке Марианны. Лэйн и Бен заходили помочь с перестановкой мебели или посоветовать, как будет комфортнее для дяди. Но создалось такое впечатление, что много лет назад моя всесильная бабушка уже все предвидела и предусмотрела, начиная от расцветки обоев и заканчивая притаившейся в темном углу коробкой с игрушками, по большей части шестеренками, винтиками и прочими конструкторскими забавами. Я отполировала каждую из них, оттерла старое масло и грязь в ванной Марианны, а Мэри приклеила разлохматившиеся края обоев.

Наплевав на общественное мнение и сплетни, я снова отправилась кататься на роликах в бальный зал, наивно прикидываясь, будто верю, что Лэйн каждый раз приходит к двери в комнату Марианны только потому, что ищет моей компании. Что он улыбается мне просто потому, что счастлив, и что мне нравится, как он закручивает меня под мерцающими люстрами просто потому, что я люблю скорость, а не ощущение его рук на моих. А когда я замечала в его глазах боль, которую он пытался скрыть, я каждый раз говорила себе, что это из-за того, что он просто будет скучать по мне, а не из-за того, что произойдет после моего отъезда.

И я наконец нашла свою пропавшую шляпу: тремя этажами выше она была премило завязана бантиками на флагштоке. К нему можно было подойти только через крышу дома по узкому карнизу. Тщательно отгоняя мысли о том, как она попала сюда, я украдкой разбила окно на чердаке и достала беглянку с помощью рукоятки от старой швабры. Мэри дважды настояла на погружении меня в холодную ванну, чтобы «взбодрить», и я покорно соглашалась. Не размышляя о том, что могу вести себя странно, я все же была счастлива. Одно за другим пришли два письма от тетки Элис, и я бросила их в камин, даже не распечатав.

За день до вечеринки я занималась выпечкой на пару с миссис Джеффрис. Подозреваю, что она молчаливо снизошла до этого исключительно после просьбы Лэйна. Но ее кислый вид никак не мог испортить моего жизнерадостного настроения. Она снова надела свою ночную рубашку, как я потом догадалась, импровизированную униформу для возни у жаркой печи, и вместе мы приготовили неожиданное и замечательное пополнение для праздничного стола. Дело в том, что накануне на пороге появился какой-то молоденький паренек из Верхней Деревни с целой кадкой свежих ягод.

— На день рождения леди, — коротко сказал он.

И ягоды — что-то вроде тутовника — отправились во фруктовые корзинки-тарталетки. Сейчас они уже остывали под марлей, а я смывала в раковине налипшую на ладони муку.

Вдруг у меня за спиной раздался голос миссис Джеффрис:

— Помнишь, я говорила, что буду стараться изо всех сил не допустить того, за чем ты приехала?

Я молча повернулась и посмотрела на нее. Вода с моих ладоней капала на пол. Миссис Джеффрис медленно и размеренно полировала нож, тот самый, которым мы разрезали слишком крупные ягоды. Мне вдруг пришло в голову, что она ни разу за вечер не ругалась, что я хозяйничаю на кухне и трогаю ее вещи. В пылу деятельности я совершенно позабыла об этом.

Она продолжила говорить, не дав мне и рта раскрыть.

— Ты сидела здесь, за моим столом, как нахалка, — продолжала она, не поднимая на меня глаз, — и я объявила, что сделаю все, чтобы помешать тебе. Но ты сама сделала всю грязную работу. Как ты сможешь жить после всего этого, одному Богу известно. — И она с усилием провела губкой по лезвию ножа. — Я лично думаю, что ты вообще не сможешь. Точнее, не захочешь.

Я молча вытерла руки, изо всех сил уговаривая себя, что ее слова не несли никакого смысла, кроме простой издевки и злобы. Уверена, что во всей Англии не найдется второго такого мастера самообмана, как я.

— И что это еще за дичь? — спросила она, указав ножом на мою руку. Из-под закатанного рукава виднелись темные синяки и гематомы на коже, обвивавшие запястье наподобие браслета. Сегодня утром я проснулась с ними, а скользящие узлы на ленте от белья были затянуты совсем туго.

— А, — непринужденно отозвалась я, спустив рукав, — я просто прищемила руку дверью, только и всего.

Губка двинулась по лезвию туда-сюда.

— Прищемила сама себе руку?

— Ага! Вот растяпа, да? Ну ладно, большое спасибо вам за помощь, миссис Джеффрис. Спокойной вам ночи.

Я оставила ее полировать нож дальше, проигнорировав легкую улыбку на ее лице, и постаралась запихнуть все мысли о ней и ее мнении куда подальше.

Мэри уже ждала меня в спальне, но когда я присела за туалетный столик, чтобы смыть пятна от муки на лице, то увидела в зеркало ее отражение и тут же обо всем забыла. Мэри потупилась, озадаченно наморщив лоб и сжав губы в длинную, скорбную линию.

— Мисс, я так расстроена, — невпопад начала она.

Я повернулась к ней. Дело было вовсе не в вечеринке. Мэри с благородством приняла тот факт, что ее не будет в числе гостей, и даже пожурила меня за то, что я хотела пригласить ее. Юная девушка «ее положения», как она сама сказала, не может участвовать в празднике по случаю дня рождения своей леди. Конечно, по сути она была права, но ведь всегда было так сложно решить, где законы Стрэнвайна совпадают с общепринятыми, а где они совсем особенные. Мэри между тем продолжала стоять молча, а это означало только одно — стряслось что-то серьезное.

— Мэри, почему же ты прямо не скажешь мне, что случилось?

Она строго скрестила руки и еще сильнее поджала губы.

— Ну, раз вы просите меня быть откровенной, мисс, то держитесь. Дело в вашем платье. Оно уродливое.

Мои брови поползли вверх.

— Нет смысла пытаться подсластить пилюлю, мисс. После всего, что произошло, просто стыдно надевать ваше старое платье. И каждая достойная горничная это прекрасно понимает и давно бы уже сшила новое, и я пыталась, мисс, я правда старалась, но… Я не думаю, что вы вообще на него посмотрите. Это старое полотно…

— Мэри, — терпеливо начала я, — если бы леди хотела новое платье, она бы обратилась к портному или на худой конец к швее. Сложное шитье не входит в обязанности горничной. — Сдерживая смешок, я наблюдала, как Мэри с серьезным и почти торжественным лицом переваривает полученную информацию. — Так что ты никак не можешь обвинять себя в недобросовестности…

— Это означает, что я не виновата? Потому что если да…

— Да, именно это я и хотела сказать. И к тому же ты знаешь, что у меня в чемодане хранится серое шелковое платье, которое я берегу для особых случаев.

— Но мисс! — Я всерьез испугалась, что Мэри затопает на меня ногами. — Оно же еще страшнее, клянусь могилой святого Михаила! Я видела, как вы пришпиливаете цветы к тому, старому, и оно не подходит! Да вы сами знаете — оно не подойдет!

— Ну что ж… — Я закусила губу. Мне в голову закралась одна мыслишка, которую я до сих пор старательно гнала изо всех сил. — Тогда… Не уверена, могу ли я. Это не в моде и даже не совсем соответствует…

Мэри непреклонно уперла руки в бока.

— Покажите.

Я на мгновение задумалась, затем вытянула из ящика ключ от гардероба. Я уже очень приыкла к платьям Марианны. Они так давно хранились в гардеробе, и мне казалось, будто она сама где-то рядом. Но после того как я вставила ключ в скважину и повернула, я поняла, что отпирать было нечего. Дверца оказалась незаперта.

Я нахмурилась. Я точно заперла ее в прошлый раз и как следует спрятала ключ. Его наверняка могла обнаружить Мэри, но я боялась спрашивать — вдруг она этого не делала. Я раскрыла дверцы шкафа и вдохнула тонкий аромат лилий и корицы. Мэри уже стояла рядом, с угрюмой решимостью обозревая полки.

— Мисс, а мы сможем подшить их, если понадобится? Чтобы они сели по фигуре? Вы ведь умеете шить? — Не дожидаясь моего ответа, она вытянула что-то воздушное цвета розовых бутонов и стала