Заметив цаплю, мой отец неожиданно говорит:
— Лютнист очарователен, Франческа, но не думай выходить за него замуж. Выходи за Сэра Лоренса де Вира, тогда и ты, и дети будете в тепле и безопасности до конца ваших дней.
Цапля улетает с рыбой в желтом клюве.
Мы останавливаемся на небольшом постоялом дворе, где в щели дует ветер и все постели сырые.
Холод и бесприютность этого места не дают мне заснуть, и я думаю о моих детях, которые остались в далекой Ирландии с Леди Лискарролл и ее соколами. Думаю о лежащем в могиле Джонни ОʼФингале, о его горестях и страданиях, слишком тяжких, чтобы выпасть на долю хорошего человека. И мною, как жар во тьме ночи, овладевает страх перед непознаваемостью жизни.
Мысли мои возвращаются к тому, что на берегу сказал мне отец, и признаюсь, что в этом холодном и печальном месте я всей душой жажду определенности, уверенности в будущем, которое у меня не отнимут.
Передо мной встает образ Сэра Лоренса де Вира с его полями и лесами в Балликлафе, с его прекрасной коллекцией голландских часов. В свои сорок девять он еще красив, от него слегка пахнет перцем, у него сильные, теплые руки, и я знаю, что он страстно хочет быть моим защитником. Признаюсь, я еще не люблю его, но ведь любовь иногда может существовать и
Я выбираюсь из моей влажной постели, зажигаю лампу и беру образец Numero Uno. На нем осторожно, но довольно быстро, чтобы не возникло искушения передумать, я пишу нижеследующее письмо:
Закончив письмо, я, несмотря на завывания ветра, чувствую сладкую дремоту и засыпаю так крепко, что разбудить меня удается лишь поздно утром. Мне снится Ирландия. Мне снятся розовые, похожие на ножки младенцев раковины, которых так много на пляжах Клойна.
Магдалена Тилсен еще кормит грудью малышку Уллу, когда обнаруживает, что ждет следующего ребенка. Она не знает, кто его отец: Йоханн или Вильхельм.
Но она знает, что отвага ее на исходе. Эмилия и Маркус вернулись домой, и она уже не может позволять Вильхельму встречаться с ней на чердаке, да и нигде в доме, даже в бельевой кладовке. Но когда она говорит ему об этом, он заявляет, что если не сможет заниматься с ней любовью, то убьет ее. У него есть нож. Он вонзит его в ее тело.
За фруктовым садом она находит сарай, в котором ничего не хранится, куда никто не заглядывает и где под стенами скребутся мыши. В сарае неприютно и холодно, зато темно и безопасно, пахнет землей и крысами; в нем и происходят такие захватывающие вещи, каких Вильхельм никогда не знал и не надеялся узнать. Однако потом он чувствует себя больным, невольной жертвой некоего происшествия, в котором сам он не принимал участия. Он худеет. Йоханн это замечает и старается, чтобы во время еды тарелка Вильхельма всегда была полна.
Что до Магдалены, то она до поры до времени держит свою беременность в тайне, поскольку не знает, как отнесется к ней Вильхельм. Йоханн больше не запирает ее на чердаке и относится к ней более ласково, чем в первое время после отъезда Ингмара. Но она чувствует, что что-то происходит: страсть Йоханна угасает, и то, в чем это проявляется, говорит не о временном остывании, которое сменится еще более жарким порывом, но об охлаждении окончательном и бесповоротном.
В признаках этого охлаждения невозможно ошибиться. Если раньше Магдалена могла разбудить в муже желание всего лишь словом, взглядом или взмахом юбки, то теперь она видит, как он
Ночью, лежа рядом с храпящим Йоханном, Магдалена спрашивает себя, не разыграть ли ей последнюю карту, не позволить ли мужу застать ее наедине с Вильхельмом и, подвергнув его последней упоительной пытке (ведь он может предвидеть, что и оставшиеся сыновья, Борис и Матти, со временем пойдут по стопам старших братьев), навсегда покорить его своей власти. Но что-то удерживает ее от этого шага. Ей кажется, что, поступив так, она откроет дверь клетки, не зная, что внутри, какие ядовитые змеи, какие ястребы с тяжелыми крыльями и грозными когтями, какие скорпионы. Итак, она хранит молчание. По меньшей мере раз в неделю наведывается она в отравленный крысами сарай. Продолжает печь пирожные, как всегда, позволяя Борису и Матти облизывать ей пальцы. Она молится, чтобы Маркус заболел и умер. Она следит за изменениями в своем теле, вынашивающем еще одного ребенка.
Маркус спит в комнате Эмилии.
К ее удивлению, он, кажется, рад видеть отца и начинает разговаривать с ним на языке, который сам для себя придумал и который состоит из разных слов, будто он не просто наблюдает вещи, о которых говорит, но
Эмилия объясняет Йоханну:
— Маркус видит мир изнутри. Он может вообразить себя мухой, птицей, пером. Поэтому он и не способен надолго сосредоточиться на чем-то одном. Он всегда начинает сначала, с той вещи, которой он решил стать.
Подобное объяснение не успокаивает Йоханна, но он, тем не менее, решает последовать совету Эмилии и помочь Маркусу учиться не по написанным словам или математическим расчетам, а с помощью картинок.
В библиотеке Йоханна есть один большой том, составленный датским зоологом Якобом Фальстером, который много путешествовал по обеим Америкам и выполнил рисунки и гравюры, где изображал существ, которых он там нашел, и места их обитания. Книга называется «Картины нового мира». Йоханн кладет
