луну и звезды. Она представила себе, как летом они вдвоем будут стоять наверху наедине с небом, и это будет просто замечательно.
Но затем она увидела в своем плане один изъян. Обсерватория непременно будет очень высоким зданием, а как добираться до вершины любого высокого здания, если не по огромному количеству лестниц? Такие лестницы могли бы убить Короля. И тогда все, что могло бы принести им — ей и Королю Кристиану — счастье, было бы принесено в жертву ее прихоти понять, отчего луна такая яркая.
— А это глупость, — сказала Вибеке самой себе. — Глупость, какая могла бы прийти в голову только Кирстен.
Но Вибеке по-прежнему смотрит на луну, смотрит, как та прибывает, убывает и снова прибывает, словно давний знакомый из прошлого, который вновь и вновь появляется из тьмы, поскольку еще не все ей сказал.
— Никто не знает, — говорит Йоханн Тилсен врачу, — откуда на ее теле появились эти ссадины, ведь она отказывается нам сказать.
Магдалена лежит в постели. Текущая из нее кровь заливает белые простыни. Красные ссадины на нижней части ее живота постепенно становятся багровыми.
Врач переводит взгляд с них на Йоханна Тилсена и говорит:
— Я знаю, что мужчина иногда… на минуту забывшись… в порыве гнева, даже того не желая…
— Пред Богом клянусь, я ее и пальцем не тронул, — говорит Йоханн.
Тогда врач обращается к Магдалене, но так тихо, что Йоханн не слышит его слов; Магдалена молча качает головой. Врач снова укрывает ее одеялом и вместе с Йоханном выходит из спальни, в которой так сильно пахнет Магдаленой, словно в ней лежит не одна, а десять, сто истекающих кровью Магдален.
Они спускаются в гостиную, и врач останавливается перед камином с видом человека, готового разразиться гневной проповедью.
— Ее телу были нанесены повреждения, в этом нет сомнения, — говорит он. — Если ее не ударили, то она упала с…
— Ее никто
— Но, — говорит врач, — помимо всего, что с ней случилось, у нее будет выкидыш.
У Йоханна дрожат руки. Он запускает пальцы в остаток своих седых волос.
— Что вы хотите сказать? — спрашивает он в смятении.
Врач с удивлением смотрит на Йоханна Тилсена. Он знаком с ним уже несколько лет и всегда считал его хорошим человеком.
— Она потеряет ребенка, — повторяет он и, видя озадаченный, испуганный взгляд Йоханна, добавляет: — Возможно, она вам не говорила?
— Нет, — слабым голосом отвечает Йоханн. — Не говорила.
— Вот так-то, Йоханн. Кто может сказать, почему она вам не говорила? Но, как бы то ни было, я уверен, что ребенка вы потеряете.
Пообещав вернуться, врач уходит.
Йоханн Тилсен садится и остановившимся взглядом смотрит на горящий в камине огонь.
К нему подходит Маркус с Отто на руках и кладет кота Йоханну на колени, словно подарок. Затем он прижимается к плечу отца и через некоторое время спрашивает:
— Магдалена умрет?
Кот тихо мурлычит. В камине горит яркий огонь.
— Не знаю, Маркус, — отвечает Йоханн.
Через несколько часов тело Магдалены отдает крохотный плод, врач его уносит, кладет в мешок и хоронит подальше от дома.
Но кровотечение не останавливается. Сколько же в ней крови, спрашивает себя Йоханн, если столько уже вытекло?
Магдалена слабым шепотом говорит о том, что ее беспокоит: она просит Йоханна вернуть Ингмара из Копенгагена, ведь он уже и так достаточно наказан. Она говорит, что для Уллы надо найти заботливую кормилицу. Она просит Йоханна простить ее.
— За что простить? — спрашивает Йоханн.
— Ты знаешь, за что, — отвечает она и закрывает глаза, тем самым лишая его возможности продолжать.
Эмилия сидит рядом с Магдаленой, поит ее с ложки бульоном, даже полощет и меняет тряпки, засунутые между ее ног с целью остановить кровотечение, но ни один из мальчиков к ней не подходит. Борис и Матти решают задачи за столом в классной, а Маркус, лежа с «Картинами нового мира» на полу рядом с ними, рисует насекомых и колосья маиса.
Застав сыновей в классной погруженными в занятия, таких хороших и тихих, Йоханн спрашивает, где Вильхельм, но они отвечают, что не знают. Его комната пуста, он не был там с завтрака, за которым отказался от еды, сказав, что чувствует «боль где-то внутри. Боль от тошноты».
Йоханн отправляется его искать и наконец находит сидящим на ступеньке перед конюшней. Вильхельм не поднимает глаз на подошедшего отца. Он поглощен работой. Выбрав из груды палок, предназначенных для подвязывания кустов малины, ту, что подлиннее, он тяжелым ножом вырезает на ней простые узоры. Вильхельм уже там и здесь порезал пальцы, и алая кровь просочилась на очищенное от коры белое дерево, но он не обращает на это внимания и, когда Йоханн к нему обращается, продолжает обстругивать твердое дерево, прикрывая пальцем серо-коричневые участки, которые хочет оставить нетронутыми, и поворачивая палку в руках, чтобы проверить, ровно ли ложится узор.
— Как твоя тошнота? — спрашивает Йоханн. — Не прошла?
— Нет, — говорит Вильхельм.
— Тогда тебе, может быть, лучше не сидеть здесь на холоде?
Вильхельм молчит. Он продолжает работать, словно соревнуется со временем, словно должен выполнить свою задачу до захода солнца. Именно в этот момент и ни в какой другой момент до него в голове Йоханна Тилсена вспыхивают определенные мысли, связанные с его вторым сыном, и, видя, как Вильхельм сидит с ножом и палкой в руках, он обдумывает последствия одного-единственного вопроса, к нему обращенного.
И Вильхельм словно слышит вопрос, который еще не сорвался с уст отца. Йоханн замечает испуг в его опущенных глазах и окончательно убеждается, что Вильхельм смотрит вовсе не на палку, которую держит в руках, и даже не на землю, усыпанную легкой, темной стружкой, нет, взгляд его устремлен в глубь собственной души, и он думает о тех секундах, которые, если наступят, навсегда изменят его жизнь и жизнь его отца.
Отец и сын застывают: Йоханн, сверху вниз глядя на Вильхельма, Вильхельм, вперив взгляд в землю. Секунды проходят и сливаются в минуту. Минута проходит и прирастает секундами. День тих и спокоен, ни дыхания ветра, ни шороха деревьев.
Но вот Йоханн неожиданно поворачивается и идет прочь. Через плечо он спокойно говорит сыну:
— Вильхельм, не сиди на холоде. Лучше вернись домой.
И лишь когда Йоханн скрывается из виду и не может его слышать, Вильхельм обращается к пустому воздуху с мольбой понять его.
— Я не хотел ее убивать, — шепчет он. — Только
Даже малышка Улла притихла. Посетитель, зашедший в этот день в дом Тилсенов, никогда бы не догадался, что в нем происходит что-то ужасное.
Борис и Матти продолжают заниматься арифметикой. Маркус ведет беседы с жуком-рогачом, которого