Один раз (это было перед перевалом Чандракани, отделяющим долину Кулу от долины Парвати, и шел я не куда-нибудь, а в Малану, где, по общему мнению, лучший чарас, но о нем чуть позже) я остановился именно таким образом. Несмотря на приглашение гида ночевать в большой палатке, я отказался и залез в свою низкорослую «эгоистку». Какой-то внутренний голос подсказал мне, что так будет лучше. А утром гид деловито достал калькулятор и подсчитал, сколько риса, дала и овощей я съел, и представил весьма солидный для Индии и моего кармана счет. А сколько бы он еще содрал с меня за ночлег!

Надо сказать, что еду для организованных туристов везут кони или ослы, а я свой дом с кухней и даже библиотекой таскаю на спине. Кроме того, встав лагерем во время горных путешествий, предлагаю по крайней мере чай всем проходящим мимо — положение хозяина и гостя здесь весьма условно, и я получаю одинаковое удовольствие и от той и от другой роли.

Но вернемся к Лалу. Как правило, туристы путешествуют с гидами, гиды, как правило, хорошо говорят по-английски и, как правило, являются людьми веселыми и общительными. Здесь я встретил группу, которая спускалась вниз. Гид этой группы из нескольких начинающих альпинистов был не только общительным, но и певучим. Он все время пел песню, где рефреном было что-то от махамантры «Ом намо Шивайя» и часто фигурировало имя Лалу садху. Когда я его спросил, кто такой Лалу, он воскликнул:

— Ты не встретил Лалу! Это великий человек. У него чайшоп на тропе ниже по склону. Всего день пути — и ты у него! Как же ты прошел мимо! Тебе обязательно надо его увидеть. Лалу — это Гималаи. Иди лучше с нами, к нему. Здесь ты не сможешь пройти в Лахул. (Я до этого расспрашивал его о возможности перевалить из долины Кулу в Лахул через вышележащие перевалы.) И альпинисты из Германии, которых он сопровождал, подтвердили это.

На следующий день я все же заполз на стену, перегородившую ущелье, прогулялся по леднику, усеянному красивейшими ледовыми грибами, знакомыми мне и по другим горам, по морене, сползающей на этот ледник, посмотрел на небольшой снежник, который был обозначен на карте как озеро Чандратал (есть еще одно, намного более известное озеро с таким же названием по другую сторону долины Лахул), переночевал и, изучив обстановку, понял, что встреченные мною альпинисты абсолютно правы, и отправился вниз.

А пройти из долины Кулу в Лахул можно довольно легко (для подготовленного человека) через перевал Хампта, расположенный по другую сторону Део-Тиббы и Индрасана. А еще проще — переехать через перевал Ротанг. Но тогда я не искал легких путей.

В итоге я спустился к обители Лалу, которая стала моим домом на пару недель. Лалу жил в области, по выражению одного из местных жителей, «большой силы».

Рядом с комнатой Лалу (он называл свое жилище room), скорее похожей на пещеру: две стены и потолок — нависающая над поляной скала, третья стена — каменная кладка, четвертая — весь мир, с небом, горами и бегущей внизу рекой, находилось целых два «места большой силы», два храма. Один из них — небольшой лингам, обрамленный йони, разумеется Temple of Shiva. Другой, по словам Лалу, гораздо более древний — храм Нагов. Это камень с глубокой естественной прорезью в форме змеи, из-под которого бьет источник. Каждое утро, с рассветом, Лалу совершал пуджу для Шивы.

Рядом с пещерой Лалу работали «фриуоркеры», на русский, наверное, лучше всего перевести это слово как «трудники»: они строили из камней дом — для кого и зачем, я так и не понял. Они с большим почтением относились к Лалу, но был ли он их гуру? Могу сказать одно: он был их поваром, всю еду готовил собственноручно и ее освящал.

Но один человек из окружения Лалу достоин особого упоминания. Его звали Пол. Он приехал из Англии много лет тому назад, жил в горах без документов, присматривал за священными коровами и занимался йогой. А его «сверхъестественные» бытовые способности были столь же естественны, как деревья, камни, река и небо.

Я, стараясь быть хоть чем-то полезным, в первый же день предложил свои услуги «по хозяйству». И утром мы с Полом пошли за дровами. Лес рос на довольно крутом склоне на противоположном берегу реки. Через нее была перекинута пара бревен. Сделав из рюкзака устройство для ношения дров, я нагрузил на спину несколько довольно увесистых поленьев. В то время я был весьма здоровым парнем, имеющим довольно большой горный опыт. Пол же, внешне намного менее крепкий, связал веревкой пучок бревен, по размеру превышающий мой раза в три. Затем с легкостью поднял его на плечо, скомандовал: — «Slowly, slowly», — и, пританцовывая, пошел вниз. Причем я был в хороших удобных ботинках, а Пол — босиком. Перед мостом я вынужденно остановился, чтобы перевести дыхание, Пол же, не останавливаясь и продолжая пританцовывать, пересек реку по бревнам и ждал меня около «комнаты» Лалу. Я с трудом доволок себя и дрова, я едва дышал. А Пол улыбался и выглядел так, словно не носил никаких тяжестей.

Или еще один эпизод. Первым же вечером Лалу предложил покурить. И Пол просто взял пальцами из огня пылающий уголек, словно бы это был обычный, совсем не раскаленный камушек, раскурил от него чил-лум и снова положил уголек в огонь. Это не являлось демонстрацией для меня или кого-либо еще — он просто так жил. Но гораздо показательнее этих примеров была внутренняя сила, исходящая от этих двух людей, которую я хорошо чувствовал. Прощаясь, мы обменялись подарками: я оставил Лалу небольшое денежное подношение для его бога, а он подарил мне рудракшу.

Есть подарки, которые для меня являются самыми бесценными сокровищами этого мира. И неважно, что это: панагия, самодельная иконка Богородицы, подаренная сербским водителем на одной из трасс Греции, или стеклянный шарик, слеза неба, которую мне вручил ребенок из карельской деревни, или рудракша от Лалу, или найденный на дороге и почему-то очень значимый для меня овальный диск